Ангел западного окна

— Причинил ты мне изрядную обиду, друг мой, — заговорила она. — И не красит тебя то, что вновь нашел ты ведьму, чтоб между нами стояла посредница, тебе и мне чуждая. Однажды ты приворотное зелье сделал между нами посредником, в другой раз — сновидение.

Я остался глух — благодаря естественной, бесхитростной любви моей милой Джейн мое сердце было преисполнено спокойствием и довольством, лишь раздражение могли вызвать двусмысленные забавы капризной королевы, то завлекавшей меня, то сурово осаживавшей. Я ответил с подобающей почтительностью и, как мне самому думалось, разумно и смело:

— Ежели и был некий напиток по доброй воле выпит в заносчивом ослеплении, то ни законы природы, ни Божий промысел этим деянием отнюдь не поколеблены. Природа устроила так, что всякое вредное вещество, попав в наше нутро, ведет к смерти тела или само гибнет, будучи умерщвлено и исторгнуто телом. Согласно же законам духа, нам дано право свободно распоряжаться нашей волей и желаниями, и, стало быть, в сновидениях, либо питающих наш дух, либо исторгаемых им как нечто излишнее, только исполняются наши желания, тайные или явные. Если выпитая нами влага не причинила телу вреда, значит она давно из тела ушла. Если что-то привиделось нам во сне, то есть без участия воли, то оно давно исторгнуто здоровым­ организмом души ради ее благополучия. Будем же уповать на Всевышнего, — даст Бог, ваше величество восстанет после перенесенных невзгод с окрепшим телом и духом.

Это наставление прозвучало более дерзко и неприязненно, чем самому мне хотелось, да еще меня испугала суровость, проступившая на бледном лице и в неподвижном взоре Елизаветы. Но не гневно ответила она, а с холодной отчужденностью, потрясшей меня до глубины души, неприступно величаво, так что мне подумалось, будто не уста, а „дух“ королевы вещал:

— Потомок Родрика, ты сошел с пути, назначенного тебе. По ночам наблюдаешь звезды над крышей своего дома и мудро судишь о небесных светилах, однако не постигаешь того, что путь к ним ведет через их подобие, каковое живет в тебе самом, и не догадываешься, что с небес тебя приветствуют боги, коим угодно, чтобы ты вознесся на божественные высоты. Ты посвятил мне трактат, полный премудрости: „De stella admiranda in Casiiopeia“. О Джон Ди, ты восторгаешься чудесными вещами вне всякой меры, однако всю жизнь пренебрегал возможностью самому стать чудом Вселенной. Но ты верно предположил, что удивительная звезда в созвездии Кассиопея — звезда двойная, что она обращается вкруг себя самой и в вечном блаженстве то вспыхивает, разгораясь, то тускнеет, стало быть, она обнаруживает свойства, природе любви присущие. Что ж, продолжай со спокойной душой изучать двойную звезду в созвездии Кассиопея, когда я, должно быть в скором времени, покину наше невеликое островное королевство и поищу в потусторонних краях расколотую корону, что мне предназначена...

Тут я бросился на колени у ложа моей государыни... Ныне уж не могу припомнить, какие речи мы вели затем...

Оказалось, болезнь королевы гораздо опаснее, чем предполагали, никто уже не рассчитывал на благополучный исход. Не помня себя, я бросился в Голландию, оттуда в Германию, чтобы привезти знаменитых медиков, своих прежних университетских товарищей, многих знал я по Левену и Парижу, но на прежних местах ни одного врача не нашел, день и ночь я скакал из города в город, уже теряя надежду хоть кого-то разыскать, пока во Франкфурте-на-Одере не получил известие о выздоровлении моей королевы.

Я вернулся в Англию. Это было мое третье возвращение после бесполезных изнурительных разъездов, предпринятых ради услужения государыне, и дома я нашел мою жену Джейн благополучно разрешившейся от бремени. На пятьдесят пятом году жизни я стал отцом, Джейн подарила мне сына, Артура, любимца моего ненаглядного.

С тех пор все страхи и радости, страдания и тайные всплес­ки едва ли осуществимых надежд не волновали меня во время моих крайне редких посещений королевы Елизаветы и ее двора в Лондоне; на протяжении последних двух лет жизнь моя тек­ла спокойно и тихо, подобно нашей речке Ди: с приятными из­вивами и поворотами, иногда разливаясь по светлым лугам, но без опасных порогов и царственного натиска, свойственного ­рекам, которые обещают стать могучими потоками, стремящимися к дальним горизонтам и неведомым судьбам.