Тем не менее, про римско-католическую церковь писали много такого, что, в самом минимальном случае, давало повод для подозрений. Справедливо или нет, но когда-то церковь могла похвастать нейтральными, а иногда и дружескими отношениями и с Гитлером, и с Муссолини. С подачи Бенедикта Пий XII, занимавший папский престол во время Второй мировой войны, не так давно был причислен к лику святых, причем по сокращенной процедуре. Это вызвало гнев значительной части еврейского сообщества, тем более что человек, не посчитавший нужным осудить холокост, был канонизирован на Йом-кипур, священнейший день иудейского календаря. Добавьте к этому довольно неудобный факт, что в 1941 г. будущий папа сам вступил в гитлерюгенд, – и церкви придется нелегко. Конечно, Ратцингер мог, и не без оснований, утверждать, что выбора у него не было, что в 1936 г. закон о гитлерюгенде сделал членство в нем обязательным для мальчиков старше четырнадцати лет. Он мог бы указать также – хотя и не сделал этого, – что заговорщики, планировавшие убить Гитлера, были католиками и действовали из религиозного долга. Но папа хранил по этому поводу странное молчание. Но один вопрос всплывал вновь и вновь: если понифик был так невинен, то почему же он согласился вновь принять епископа Уильямсона в лоно церкви? Взгляды последнего были широко известны; малейшего усилия, хотя бы быстрого поиска по Интернету, было бы достаточно, чтобы выяснить, что Уильямсон и его клика придерживались несимпатичных взглядов.
Для Меркель это заявление стало настоящим громом с ясного неба. Ничто не могло быть неприятнее для нее, чем напоминание о темном прошлом Германии, да и вопрос, способный вызвать внутренние разногласия в ХДС, был совершенно некстати. Политик, сделавший поддержку государства Израиль частью международной политики Германии и постоянно твердивший, что «Германия и Израиль навсегда связаны памятью холокоста», просто не мог не ответить на действия Ватикана, поскольку в противном случае правительство Германии тоже можно было бы обвинить в молчаливом согласии. Мало того, в Германии отрицание убийства «жертв национал-социализма» – будь то евреи, гомосексуалисты или политические оппоненты, – является уголовным преступлением, за которое можно было получить до пяти лет тюрьмы или, по крайней мере, штраф. Позже Уильямсон был осужден за нарушение этого закона.
Именно в свете этого «внутрицерковного вопроса», как назвала это Меркель, она и ответила на вроде бы случайно заданный вопрос на рутинной, в общем-то, пресс-конференции с президентом Казахстана. Возвращение Уильямсона, сказала Меркель, «папе и Ватикану следует прояснить так недвусмысленно, чтобы невозможно было отрицать то, что произошло в период правления нацистов». И, продолжала она, желая прояснить этот вопрос раз и навсегда, «если решение Ватикана может быть быть понято в том смысле, что они способны усомниться в холокосте, то это конституционный вопрос».
С юридической точки зрения, согласно букве закона, правительство должно было предпринять какие-то действия. Но эти действия не обязательно было предпринимать лично главе правительства. Более того, личное участие канцлера в подобном, в общем-то, техническом вопросе было явлением исключительным. По правильной, или по крайней мере нормальной процедуре этот вопрос относился к компетенции генерального прокурора Моники Хармс. Меркель решила поднять его сама; было ли это благоразумное решение, вопрос спорный.
Несколько предложений, произнесенных в Астане – столице центральноазиатской республики Казахстан, вызвали проблемы в рядах партии Меркель и среди тех, кто обычно голосовал за нее. Они даже стали поводом для упрека в адрес Меркель со стороны старшего брата папы – Георга Ратцингера, тоже католического священника и бывшего музыкального директора собора Св. Петра в южном городе Регенсбург. Брат понтифика критиковал фрау Меркель покровительственным тоном: «Я всегда считал ее разумным человеком, но, возможно, она тогда испытывала сильное нервное напряжение и могла сказать что-то такое, что не сказала бы, если бы рационально все обдумала». В дискуссию счел нужным вмешаться даже Рейнхард Маркс, прогрессивный в целом епископ Кёльна и автор книги о более прославленном своем однофамильце по имени Карл; он заметил, что «возмутительно намекать, что папа придерживается подобных взглядов».
Накал страстей, разгоревшихся вокруг всех этих заявлений, вызвал у Меркель сильную тревогу, не только потому, что под угрозой оказалась репутация Германии, но и потому, что развитие событий ясно показало, что и в ее собственной партии есть люди, чьи взгляды неприятно близки идеологии самых темных времен в истории страны.