Однако этого было недостаточно. ЕЦГ не стала глотать наживку и выбрала Курта Шарфа. Новый епископ оказался бельмом на глазу Восточной Германии. Хотя тон его оказался менее громогласным и, может быть, более дипломатичным, чем тон его предшественника, ясно было, что он точно так же не желает отпускать грехи режиму Ульбрихта.
Неудача попытки внедрить своего человека в ЕЦГ вынудила Политбюро сменить тактику. Теперь они хотели порвать с негодяями – «капиталистами» и «фашистами». Епископу Шёнхерру, все активнее выступавшему рупором режима, предписано было сформировать в Восточной Германии отдельную лютеранскую церковь. Каснер поддержал эту идею. Ему удалось убедить Штази в том, что его обращение к коммунизму было искренним. Агент, докладывавший о каждом его шаге, теперь не жалел для него похвал. Человека, которого когда-то описывали как «врага социалистического государства», теперь хвалили Штази как человека, «защищавшего политику нашей страны».
Можно спорить, стремился ли Каснер обмануть их или действительно начинал искренне верить. Многие осуждали его за всегдашнюю готовность к компромиссу. Манера поведения, которую описывают как отстраненную и даже немного надменную, не могла, разумеется, завоевать Каснеру много друзей и серьезно раздражала многих его коллег. Его попытки тонко балансировать между критикой режима и доверием правящей партии многим представителям духовенства приходились против шерсти. Пастор Райнер Эппельманн, более молодой коллега Каснера, особенно сильно злился на бывшего наставника: «Что за полный осел, – думал я про себя!»
Было ли это осуждение справедливым? Легко высказывать праведный гнев, стоя в стороне, а стремление к мученичеству – не всегда самый моральный путь. Для человека, который должен был заботиться о семье, готовность к компромиссу может служить доказательством пособничества режиму. Может быть, критика Каснера Эппельманном и была искренней и понятной, но даже он не посмел обвинить старшего коллегу в том, что тот был официальным агентом режима.
Возможно, Каснер действительно был более склонен искать компромиссы и сотрудничать с режимом, чем некоторые другие, но делал он это не за деньги. В Вальдхофе часто бывал Рихард Шрёдер, еще один критик режима. Так вот Шрёдер, ставший после 1989 г. профессором богословия в престижном Университете Гумбольдта, защищал Каснера от обвинений в пособничестве, хотя и признавал, что режим считал отца Ангелы «надежным» человеком. «Каснер не был конформистом. Его колледж был окном на Запад, где были выступающие и книги с Запада, где гостей не отбирали тщательно, чтобы убедиться, что они придерживаются коммунистической партийной линии».
Не менее важно, возможно, и то, что в те времена не было никаких признаков того, что коммунистический режим рухнет в каком-то представимом будущем, если это вообще когда-нибудь произойдет. Можно понять, что Каснер хотел укрепить и консолидировать те шаткие основания, которые лютеранская церковь имела в этом по-прежнему официально атеистическом государстве.
Социализм с человеческим лицом и смерть мечты
В конце 1960-х гг. отношения между Востоком и Западом немного наладились. Неминуемая угроза ядерной войны, достигшая своего пика в 1961 г., когда президент США Джон Кеннеди пригрозил воспользоваться ядерным оружием, чтобы остановить размещение Советами баллистических ракет на Кубе, отступила. Появилось ощущение осторожного оптимизма; чувствовалось, что отношения между Москвой и Вашингтоном улучшаются. Две сверхдержавы договорились ограничить использование атомной бомбы, состоялись визиты на высоком уровне, а Хрущев в 1964 г. во время поездки в Америку нахлобучил на голову ковбойскую шляпу. Казалось возможным – ну, почти, – что страны советского блока смогут развиться во что-то, напоминающее гуманистический вариант социализма.
Восточная Германия не была таким же коммунистическим государством, как Советский Союз при Сталине или как нынешняя Северная Корея. Граждане «государства рабочих и крестьян» имели возможность слушать зарубежное радио и смотреть западные телепрограммы. Как вспоминала Ангела, «если в нашем доме появлялись представители государства, к примеру, учителя, мы всегда переключали телевизор с 7-го канала (Западногерманское телевидение) на 5-й (Восточногерманское государственное телевидение)». Так что хотя Восточная Германия и была диктатурой – к тому же хитроумной, – ее граждане имели представление о том, что происходит снаружи, в большом мире, и тем более в западной части страны.