Тот факт, что Ангела Меркель «себе на уме», в те дни не был очевиден всем и каждому, особенно если говорить о политике. В то время как отец ее вдруг осмелел, стал более политически активным и все чаще принимал участие во встречах (и даже активно организовывал их) с критически настроенными и оппозиционными группами, Ангела по-прежнему держалась в тени. Вероятно, именно ее сдержанность стала одной из причин, по которым ей в возрасте 32 лет разрешили поехать на венчание двоюродной сестры в Гамбург, в, как это официально называл восточногерманский режим, «несоциалистическую экономическую область». Штази, кажется, не рассматривали ее как потенциального дезертира. Да и причин на то не было. Ангела ни разу не отклонилась от предварительного плана поездки. Всю свою взрослую жизнь она прожила в коммунистической Восточной Германии и потому немного тревожилась перед поездкой: «Я не знала, смогу ли я, как женщина с Востока, ночевать в гостинице одна. Конечно, если подумать, это было глупо с моей стороны. В конце концов, я ездила одна в Будапешт, в Москву, в Ленинград, в Польшу, я путешествовала пешком по Советскому Союзу, но мне было не ясно – по крайней мере тогда, – может ли женщина просто забронировать комнату в гостинице. Мне кажется, это я насмотрелась криминальных шоу по телевизору».
Как и планировала, она съездила на венчание, а затем отправилась в Бодензее – одно из красивейших мест на юге Западной Германии. Там она навестила коллегу в Университете Констанцы и немного походила по магазинам. «Хотя у меня почти не было дойчмарок, западногерманских денег, я смогла прикупить кое-что недорого на летней распродаже в Констанце; купила сумочку за 20 марок вместо 50 и две рубашки моему мужчине».
Закончив с покупками, она отправилась за сто или около того миль к северу в Карлсруэ в центре Германии, чтобы встретиться с профессором Рейнхардом Альрихсом, специалистом по нанотехнологиям – новейшей на тот момент области исследований, которой она активно интересовалась. Однако самое сильное впечатление на нее произвели не открытия профессора, а система общественного транспорта. Контраст между обшарпанными восточногерманскими поездами и ухоженными, быстрыми обтекаемыми поездами Западной Германии был ошеломляющим: «Первое впечатление я получила от городских электричек – Бундесбан – в центре города. Настоящее техническое чудо! Ей-же-ей, это было поразительно!» То, как ведут себя на Западе люди, для человека, привыкшего к сильно регламентированной повседневной жизни Восточной Германии, стало культурным шоком: «Студенты в Карлсруэ и другие молодые люди сидели в электричках, подняв ноги на сиденья! На сиденья! В этих чудесных поездах. Мне это показалось возмутительным».
Вернувшись домой, Ангела начала читать «Правду», официальную газету Коммунистической партии Советского Союза. Делала она это не потому, что стала вдруг стойкой коммунисткой, а потому, что режим Горбачева энергично раскачивал коммунистическую лодку, а с ней и восточногерманское политбюро. «Правда» не публиковала критических статей, но и не ограничивалась уже простым пересказом невероятных розовых историй о чудесах коммунизма.
Конец коммунизма
Новый курс Горбачева в коммунистических странах-сателлитах был встречен в штыки. Особенно встревожен был режим Эрика Хонеккера. Он не планировал никакой демократизации и его мало интересовали новые причуды Востока. Горбачев хотел невозможного: он хотел сохранить власть Коммунистической партии, открыв в то же время систему.
Возвращаясь к политически более мягким временам правления Хрущева, Советский Союз признал несогласных и даже выпустил на сцену другие политические голоса. Коммунистические лидеры Восточной Германии оказались в ловушке: они были не согласны с Горбачевым, но не могли сказать этого вслух. В их выступлениях, однако, между строк ясно читалась резкая критика. Курт Хагер, отвечавший в политбюро за культуру, задал риторический вопрос: «Когда ваш сосед меняет у себя в квартире обои, должны ли вы тоже менять обои вслед за ним?» Предполагалось, что ответом на этот вопрос будет почти неслышное «нет».
Поначалу восточногерманский режим послушно следовал за Горбачевым. Надолго задержавшийся визит Эриха Хонеккера в Федеративную Республику состоялся наконец в сентябре 1987 г. Формально этот визит не был официальным, поскольку два государства никогда не признавали друг друга; тем не менее Гельмут Коль приложил все усилия к тому, чтобы его восточногерманский визави почувствовал себя желанным гостем: красная дорожка была расстелена, а военный оркестр играл национальный гимн ГДР. И восточногерманский лидер, запретивший, как мы уже видели, слова национального гимна собственной страны за то, что они содержали строки о единой Германии, теперь сам высказал мнение, что «придет день, когда нас не будут разделять границы, день, когда граница между Восточной Германией и Польской Народной Республикой объединит нас».