«Ангельская» работёнка

Банни шагнул внутрь — на плюшевый ковер, расстеленный в большом коридоре, и монахиня тут же принялась закрывать за ним дверь.

— Елки-палки, эта штука весит тонну. Не хочешь мне помочь?

— Простите, сестра.

Банни шагнул к двери, но слишком поздно, чтобы успеть оказать помощь. Монахиня прекрасно справилась сама.

— Ладно, идем.

Монахиня в темно-сером одеянии зашаркала по коридору удивительно быстро. Стена была выкрашена в странно неприятный оттенок оранжевого цвета. Чрезмерно перегретый воздух был насыщен гнетущим запахом освежителя.

— Простите…

— Ты будешь любое предложение начинать со слова «простите»? Это ужасно раздражает.

Банни огляделся вокруг.

— Нет, я просто… простите…

Монахиня повернула голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

— А ты красноречив как дьявол, я смотрю.

— Да, хм-м… Где я?

— Наконец-то вменяемый вопрос. Это дом престарелых для Сестер Святого.

— Какого Святого?

— Просто Святого.

— Разве не у всех святых есть имена?

— Очевидно, не у всех.

Банни чувствовал, что у него потихоньку съезжает крыша. Он будто попал в ловушку ужасного сна. Через минуту он посмотрит вниз и заметит, что на нем отсутствуют брюки.

Монахиня толкнула дверь слева от себя и жестом пригласила Банни пройти в гостиную. В углу стоял телевизор с приглушенным звуком, показывавший скачки. Под углом к нему располагались три дивана, покрытые полиэтиленом, а с потолка свисала люстра, в которой горела только половина лампочек. На левом диване сидела крупная во всех смыслах монахиня с пакетом жевательного мармелада, а на правом — монахиня еще более низкорослая, чем та, что открыла Банни дверь. Правда, она казалась значительно старше, насколько можно было об этом судить, поскольку она спала, откинув голову назад, и удивительно громко храпела.

Провожатая Банни заговорила с крупной монахиней тем характерным громким голосом, каким общаются со слабослышащими.

— Сестра Эссампта, у нас гость.

Энергично жевавшая мармелад сестра Эссампта улыбнулась теплой улыбкой, терявшейся между огромных розовых щек, и кивнула Банни.

Первая монахиня указала на спящую коллегу:

— Это сестра Маргарет, но она отключается, как свет. Я сестра Бернадетт.

— Здравствуйте, сестры. Я Банни Макгэрри.

Сестра Бернадетт окинула его оценивающим взглядом.

— Серьезно? В наше время бывают такие имена? Так-так… — Она указала на свободный диван. — Присаживайся. Я скажу Симоне, что ты здесь.

— Хорошо, я… — Банни быстро прикрыл глаза и отвернулся. — Господи, простите, эм-м…

— Бога ради, да теперь-то что не так?

Не оборачиваясь, Банни указал рукой через плечо в сторону сестры Эссампты, которая быстро-быстро снимала одежду.

— Ради всего святого, Эссампта! Дорогая, это не доктор, оденься обратно, хорошо? Вот и молодец.

Банни решительно уставился на дверь, пока за его спиной шелестели ткани.

— Можешь повернуться, — сказала сестра Бернадетт. — Катастрофа предотвращена.

Когда Банни вновь посмотрел на сестер, полностью одетая Эссампта невозмутимо смотрела скачки, очевидно нисколько не смущенная произошедшим недоразумением.

Сестра Бернадетт опять указала на диван.

— Садись. Я схожу позову Симону.

— Хорошо.

Банни сел и вежливо улыбнулся сестре Эссампте, но та, вероятно, уже забыла о его присутствии.

Спустя несколько долгих минут дверь открылась, и Банни встал, поскольку сестра Бернадетт вернулась в сопровождении Симоны. На девушке был мешковатый джемпер и джинсы, она настороженно смотрела на него. Левая нога ее была забинтована. Волосы с правой стороны свисали вниз, но они были не в состоянии полностью закрыть ни расцветший на щеке синяк, ни припухлость на губе. Она выглядела как будто и моложе, и старше в одно и то же время. А еще меньше ростом.

Сестра Бернадетт хлопнула в ладоши и посмотрела на них обоих.

— Так, я уверена, что вам двоим есть о чем поговорить. — Она повысила голос: — Сестра Эссампта, пойдем со мной на кухню, дорогая.

В немом протесте Эссампта указала на телевизор.

— Ничего, проживешь без своих лошадок несколько минут. — Бернадетт взяла Эссампту за руку, после чего наклонилась к Симоне и вновь понизила голос: — Я оставлю Маргарет здесь. Она отключилась. Кроме того, она не соображает ничего с тех пор, как рухнула Берлинская стена.

Симона кивнула и нервно улыбнулась.

— Спасибо, Бернадетт.

Банни и Симона посмотрели им вслед, после чего повернулись и смущенно взглянули друг на друга. Симона указала на диван, и Банни снова сел. Она подошла и присела рядом.

— Как ты? — спросил Банни.

Вблизи он хорошо видел ржаво-красный синяк, начинавшийся под ее правым глазом и тянувшийся вглубь, под тень волос.

— В порядке. — Она махнула рукой перед своим лицом. — Это выглядит хуже, чем есть на самом деле. Никаких сломанных костей или чего-то такого.

— Понятно. Ты ходила в больницу?

— Нет. — Она кивнула в сторону двери. — Бернадетт кое-кого знает.

— И все же тебе следует показаться настоящему врачу — чисто на всякий случай.

Симона слабо улыбнулась.

— Кажется, пожилой джентльмен работал когда-то ведущим ирландским кардиологом. Бернадетт знакома со многими.

— Понятно. Хорошо. В смысле, ну… ты поняла…