«Ангельская» работёнка

Она посмотрела в его нестандартные глаза, полные искренности.

— От такого ты меня не защитишь.

— Я смогу, просто… Я знаю, что тебя разыскивают за убийство. Просто расскажи. Я выслушаю, и, что бы там ни было, я люблю тебя.

Она отвернулась.

— Пожалуйста, не говори так.

Он нежно взял Симону за подбородок и повернул ее лицо к себе.

— Ты не обязана отвечать тем же, но ты не можешь помешать мне говорить об этом, ясно?

Она мягко от него отстранилась.

— Не делай громких заявлений, пока не узнаешь все.

Симона вновь присела на краешек стула. Он оперся о кухонную стойку, и под отвратительный запах подгоревшей курицы она рассказала ему то, что скрывала:

— Меня зовут Симона Мишель Деламер, я родилась в Новом Орлеане в Рождество 1969 года. — Она сверкнула грустной короткой улыбкой. — Мне следовало сменить имя, когда я начала работать у Ноэля, но… я не смогла. Жизнь пошла кувырком, но, честно говоря, мне казалось, что имя — это единственная часть меня, которая по-прежнему со мной. Глупо, правда?

— Совсем нет.

— Я была старшей из двух сестер. Во время родов Дениз мама умерла. Это стало ужасным горем. Папа сделался молодым вдовцом и с тех пор начал быстро стареть. По-настоящему он никогда так и не оправился. Знакомые родителей всегда говорили мне, что они были идеальной парой — из тех, кто выходит танцевать, а ты смотришь и думаешь: Вот бы и мне такую жизнь, как у них! Кажется, после ухода мамы папа вообще перестал понимать, для чего ему жить. Он не был плохим, просто сломался. Слишком много пил и принимал неверные решения — если вообще их принимал. В конце концов он оказался в тюрьме. А после первой отсидки превратился в другого человека. Такой, как он, не должен заниматься преступностью, он не для этого был рожден, однако вот — не сумел справиться. Он вроде как отключился и просто поплыл по течению.

Симона нервно разгладила невидимые складки на подоле голубого платья.

— Вначале нам давали приют родственники — то одни, то другие, но со временем мы стали чаще жить одни. «Мы» — это я и Дениз. Я с детства присматривала за ней. Была ей мамой, папой и старшей сестрой в одном лице. Впрочем, это не жалостливая история. С нами все было окей. Мы обе любили музыку, а Новый Орлеан всегда был городом, где можно петь за деньги. Начинали мы с местных евангелических хоров, а потом, когда подросли, обе стали петь в местных группах, хорошо зарабатывали летом, собирали концерты во Французском квартале, пели для туристов. Между выступлениями нанимались в рестораны обслуживать столики — в общем, как могли старались заработать на жизнь.

А потом, когда мне уже исполнилось двадцать четыре, произошло нечто неожиданное: счастливая развязка. Дениз пела в группе, выступавшей на круизах по Миссисипи, как вдруг нашла своего Прекрасного Принца. Находясь в окружении болтливых легкомысленных музыкантов, она влюбилась в странноватого юношу-иллюзиониста. Он показывал туристам карточные фокусы или что-то в этом роде. Как выяснилось позже, Дениз не прогадала. Дерек Вагнер из Миннеаполиса, выпускник Массачусетского технологического, решил бросить погоню за карьерой, поскольку больше всего на свете любил заниматься своими фокусами. Ну, пока не встретил мою сестру… — Симона мягко усмехнулась. — Ты бы видел, как он смотрел на Дениз. На каждую девушку кто-то должен так смотреть хотя бы раз в жизни. Она стала его «Луной-и-звездами». Прекраснейшей на свете. Последнее, что я о них слышала, — они живут где-то на Среднем Западе. С тех пор мы потеряли связь…

На мгновение она встретилась с Банни взглядом, затем быстро отвела глаза и откинулась на спинку стула.

— В общем, мне было двадцать четыре, когда я стала вдруг молодой, свободной и одинокой. Мне не за кем было присматривать и незачем сидеть на одном месте. Я осталась наедине с самой страшной штукой: возможностью сделать со своей жизнью все, что я, черт побери, захочу! Итак, я взяла и переехала в Нью-Йорк. Поближе к Бродвею! — Симона всплеснула руками, и на губах ее заиграла грустная улыбка. — Короче, пошла по стопам всех нью-йоркских официанток. — Она взяла полотенце, чтобы хоть чем-то занять руки. — Впрочем, не буду лукавить, я была вполне хороша — даже получала приглашения на повторные прослушивания, чего вполне хватало, чтобы надежда не угасала. А однажды мне предложили танцевать.

Она принялась перебирать ногами.