Поскольку Винсу предстояло пустить в расход одного или обоих маршалов, чтобы добраться до Пантанджелы, дело обещало быть жарким, в связи с чем семья Тетранья предложила очень высокий гонорар: шестьдесят тысяч долларов. Откуда им было знать, что для Винса убийство еще пары человек, кроме намеченной жертвы, было своего рода бонусом и делало работу не менее, а более привлекательной?!
Винс почти неделю следил за Пантанджелой, каждый день меняя машины, чтобы его не засекли телохранители стукача. Пантанджелу редко выпускали на улицу, однако федеральные маршалы, явно переоценивая безопасность убежища, три-четыре раза в неделю сопровождали стукача на поздний ланч в маленькую тратторию в четырех кварталах от дома.
Пантанджеле по мере возможности изменили внешность. Когда-то у него были длинные густые темные волосы, доходившие до воротника. Теперь же волосы были коротко острижены и перекрашены в светло-каштановый цвет. В свое время Пантанджела носил усы, правда, теперь он был гладко выбрит. И было в нем тогда фунтов шестьдесят лишнего веса, но после двух месяцев под надзором федеральных маршалов он похудел фунтов на сорок. И все же Винс его сразу узнал.
В среду, четвертого августа, федеральные маршалы, как обычно, в час дня отвели Пантанджелу в тратторию. В десять минут второго Винс зашел туда, чтобы заказать себе ланч.
В ресторане было только восемь столиков в центре зала и по шесть кабинок вдоль каждой стены. Заведение, с виду вроде бы чистенькое, на вкус Винса, уж больно отдавало дешевым итальянским шиком: скатерти в белую с красным клетку, аляповатые фрески с изображением римских развалин; пустые винные бутылки вместо подсвечников; и, видит бог, даже пластиковые виноградные гроздья, свисающие с решетки на потолке для создания атмосферы увитой зеленью беседки. Поскольку калифорнийцы привыкли обедать очень рано, по крайней мере по стандартам Восточного побережья, то и ланч у них начинается раньше обычного, поэтому уже после часа дня поток посетителей практически сходил на нет. И к двум часам дня, скорее всего, единственными клиентами останутся Пантанджела, двое его телохранителей и сам Винс, что делало тратторию идеальным местом для проведения операции.
Ресторанчик был слишком маленьким, в администраторе для рассадки гостей необходимости не было, и табличка при входе предлагала посетителям выбирать места самостоятельно. Винс прошел вглубь зала мимо кабинки компании Пантанджелы в соседнюю свободную кабинку прямо за ними.
Винс тщательно продумал выбор одежды: веревочные шлепанцы, красные хлопчатобумажные шорты и белая футболка с синими волнами, желтым солнцем и словами «Еще один калифорниец». И очки-авиаторы с зеркальными стеклами. У Винса была с собой холщовая пляжная сумка с вызывающей надписью «МОЕ ШМОТЬЕ». Если кто-нибудь заглянул бы в сумку, то увидел бы туго скрученное полотенце, флаконы с лосьоном для загара, портативный радиоприемник, щетку для волос, но не увидел бы спрятанного под всем этим барахлом пистолета-пулемета «узи» с глушителем и магазином на сорок патронов. Соответствующий экипировке глубокий загар отлично дополнял желаемый образ: этакого стареющего, но еще крепкого серфера, отупевшего от безделья, беспечного и, возможно, безбашенного придурка, проводящего на пляже каждый божий день, вечно молодого и по-прежнему самовлюбленного.
Винс бросил безразличный взгляд на Пантанджелу и маршалов, которые, мысленно взвесив все «за» и «против», сочли Винса вполне безвредным. Отлично!
В кабинке стояли диваны с высокими мягкими спинками, и со своего места Винс не видел Пантанджелу. Но зато слышал, о чем тот говорил с маршалами, – в основном о бабах и бейсболе.
После недели наблюдения за объектом Винс уже знал, что Пантанджела никогда не покидает тратторию раньше половины третьего, а как правило, в три часа дня, поскольку всегда заказывал закуски, основное блюдо и десерт, короче, полный набор. А значит, у Винса оставалось время, чтобы заказать салат и лингвини с соусом из моллюсков.
Официантке, обслуживавшей Винса, было лет двадцать. Светлая блондинка, хорошенькая, дочерна загорелая, совсем как Винс. Призывный взгляд и развязные манеры пляжной девчонки. Она с ходу начала клеить Винса, уже когда брала у него заказ. И он понял, что она одна из тех пляжных нимф, мозги которых прожарились и усохли на солнце не меньше, чем тело. Должно быть, она каждый вечер проводила на пляже, балуясь самыми разными наркотиками, раздвигая ноги для каждого хотя бы чуть-чуть заинтересовавшего ее самца – а ее наверняка интересовали буквально все, – а значит, какой бы здоровой эта девица ни выглядела, она была насквозь прогнившей и больной. Сама идея оприходовать подобную девицу вызывала у Винса рвотный рефлекс, однако ему нужно было доиграть до конца выбранную им роль, и он принялся с ней флиртовать, сделав вид, будто у него текут слюнки при мысли об извивающемся под ним обнаженном женском теле.