Ангелы-хранители

Теперь уже рассердившись по-настоящему, Трэвис решительно направился к Эйнштейну:

– Это просто возмутительно!

Эйнштейн сполз с матраса. Поняв, что ретривер может проскользнуть мимо него и выскочить из комнаты, Трэвис попятился и захлопнул дверь. Поскольку выход оказался заблокирован, Эйнштейн стремительно изменил направление. Метнувшись в дальний конец спальни, он остановился возле комода.

– Ладно, хватит валять дурака, – твердо произнес Трэвис, размахивая поводком.

Эйнштейн отступил в угол.

Согнув спину и расставив руки, чтобы ретривер не мог его обойти, Трэвис наконец-то схватил пса и оперативно пристегнул поводок к ошейнику:

– Ха!

Забившись в угол и понуро свесив голову, Эйнштейн затрясся как в лихорадке.

И Трэвис тотчас же перестал ощущать себя победителем. Он испуганно уставился на поникшую, трясущуюся голову ретривера, на его ходящие ходуном бока. Эйнштейн едва слышно горестно заскулил от страха.

Трэвис ласково погладил пса, пытаясь его успокоить:

– Это действительно для твоего же блага, ты сам понимаешь. Чумка, бешенство – только этого нам и не хватало. Укол будет совсем не болезненным, дружок. Клянусь, совсем не больно.

Эйнштейн не поднимал на Трэвиса глаз и упорно не реагировал на все заверения.

Ретривер так сильно дрожал под рукой Трэвиса, что тому казалось, будто пес вот-вот рассыплется на мелкие кусочки. Глядя в упор на Эйнштейна, Трэвис после некоторого размышления спросил:

– В той самой лаборатории… Они что, кололи тебя иголками? Они делали тебе больно? Ты поэтому боишься делать прививки?

В ответ Эйнштейн лишь жалобно заскулил.

Трэвис вытащил упирающегося пса из угла, освободив его хвост для очередного раунда вопросов и ответов. Бросив поводок, Трэвис взял голову Эйнштейна в свои руки и насильно поднял ему морду, чтобы они смотрели друг другу в глаза:

– Они что, кололи тебя в лаборатории иголками, делая тебе больно?

Да.

– Так ты поэтому боишься ветеринаров?

Эйнштейн, не переставая дрожать, пролаял один раз. Нет.

– Тебя кололи иголками, но ты их не боишься?

Да.

– Тогда почему ты себя так ведешь?

Эйнштейн только смотрел на Трэвиса и горестно подвывал.

Нора приоткрыла дверь в спальню и заглянула внутрь.

– Ты что, так и не надел на него поводок? – спросила она, а потом, принюхавшись, наморщила нос. – Фу! Что здесь случилось?

Трэвис, который все еще держал голову Эйнштейна обеими руками, продолжая смотреть ему в глаза, сказал:

– Он открыто выразил свое недовольство.

– Открыто, – согласилась Нора.

Она подошла к кровати и начала стаскивать испорченное покрывало, одеяло и простыни.

Трэвис безуспешно пытался разгадать причину столь странного поведения Эйнштейна:

– Эйнштейн, если это не иголки, тогда чего ты боишься? Ветеринара?

Гав. Нет.

Пока Нора снимала постельное белье, Трэвис отчаянно обдумывал следующий вопрос.

Эйнштейн продолжал трястись.

Неожиданно Трэвиса осенило. Он понял причину странного поведения и страхов Эйнштейна и выругал себя за тупоголовость:

– Черт, ну конечно! Ты боишься не ветеринара, а того, что ветеринар сообщит о тебе властям.

Эйнштейн слегка успокоился и отрывисто вильнул хвостом. Да.

– Если за тобой охотятся люди из лаборатории, а мы знаем, что они землю носом роют, так как ты, вероятно, самое важное подопытное животное в истории науки, тогда они наверняка будут проверять все ветеринарные клиники штата, разве нет? Буквально каждую ветеринарную клинику… и каждый приют для бездомных животных… и каждое агентство, где выдают документы на животных.

Эйнштейн яростно завилял хвостом, почти перестав дрожать.

Нора обогнула кровать и присела на корточки возле Трэвиса:

– Золотистые ретриверы входят в тройку самых популярных пород. Ветеринары и агентства, выдающие документы на собак, постоянно имеют с ними дело. Если наша гениальная собака скроет от всех свои способности и притворится глупой собачонкой…

– Что у него здорово получается.

– …тогда они никогда не догадаются, что он в розыске.

Гав. Нет.

Трэвис удивленно повернулся к ретриверу:

– Что ты имеешь в виду? Ты что, хочешь сказать, они смогут тебя идентифицировать?

Да.

– А как? – удивилась Нора.

– Какая-то отметка? – спросил Трэвис.

Да.

– Что-то под мехом? – спросила Нора.

Гав. Нет.

– Тогда где? – поинтересовался Трэвис.

Вырвавшись из рук Трэвиса, Эйнштейн так энергично помотал головой, что его висячие уши издали хлопающий звук.

– Может, на подушечках лап? – предположила Нора.

– Нет, – сказал Трэвис, а Эйнштейн один раз гавкнул. – Когда я нашел Эйнштейна, его лапы были стерты в кровь камнями и мне пришлось промывать раны борной кислотой. Если бы какая-нибудь отметка была, я бы непременно заметил ее.

Эйнштейн снова яростно помотал головой, хлопая ушами.

– Тогда, может, на внутренней стороне губы? Скаковым лошадям делают татуировки на внутренней стороне губы. Чтобы идентифицировать и помешать незаконно участвовать в соревнованиях. Дай-ка я проверю, что там у тебя на губах, парень.

Эйнштейн гавкнул один раз – нет – и снова отчаянно затряс головой.