Ангелы-хранители

С отчаянно колотившимся сердцем Трэвис, перемахивая сразу через две ступеньки, поднялся в третью спальню, запланированную под детскую, затем заглянул в Норину студию. Пусто. Не было Эйнштейна и в хозяйской спальне, не было его и под кроватью, под которую в отчаянии заглянул Трэвис, и он на секунду растерялся, не в силах понять, куда, черт возьми, могла подеваться собака! Трэвис стоял и слушал, как Нора напевает под душем, ведь она не знала об исчезновении собаки. Он уже было направился туда, чтобы сказать ей, что случилась беда, страшная беда, но, неожиданно вспомнив о ванной комнате на первом этаже, опрометью выскочил из спальни, помчался по коридору, вихрем слетел с лестницы, едва не потеряв равновесие, едва не навернувшись, и в ванной на первом этаже, между кухней и кабинетом, увидел то, что больше всего боялся увидеть.

В ванной воняло. Ретривера, всегда очень деликатного, стошнило в унитаз, однако у пса не хватило сил, а возможно, и ясности ума спустить воду, чтобы смыть рвоту. Эйнштейн лежал на боку на полу ванной комнаты. Трэвис опустился возле пса на колени. Ретривер был еще жив, потому что дышал; скрежещущий вдох и такой же скрежещущий выдох. Когда Трэвис заговорил с ним, пес попытался поднять голову, но у него не хватило сил.

Его глаза. Господи, его глаза!

Очень осторожно Трэвис приподнял псу голову и увидел, что его выразительные карие глаза стали мутного, молочного цвета. Из глаз сочилась какая-то желтая жидкость, коркой затвердевая на золотистой шерсти. Такая же липкая жидкость текла и из носа.

Положив руку на шею ретриверу, Трэвис почувствовал редкое прерывистое сердцебиение.

– Нет, – сказал Трэвис. – Нет, нет, нет. Так дело не пойдет. Я этого не допущу.

Он опустил голову Эйнштейна обратно на пол, встал, повернулся к двери, и ретривер едва слышно заскулил, словно умоляя Трэвиса не оставлять его одного.

– Я сейчас, я сейчас, – успокоил пса Трэвис. – Держись, малыш. Сейчас вернусь.

Он взбежал по лестнице еще быстрее, чем прежде. Сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Трэвис задыхался, ему не хватало воздуха.

В спальне он застал Нору. Она только-только вышла из душа: по ее обнаженному телу струйками стекала вода.

Трэвис, в панике давясь словами, скороговоркой пробормотал:

– Одевайся быстро срочно к ветеринару ради бога поторопись!

Нора испуганно спросила:

– Что случилось?

– Эйнштейн! Поторопись! Мне кажется, он умирает!

Трэвис схватил с кровати одеяло и, оставив Нору одеваться, поспешил вниз, в ванную. За ту минуту, что Трэвис отсутствовал, прерывистое дыхание ретривера стало еще тяжелее. Сложив одеяло в четыре раза, Трэвис положил на него Эйнштейна.

Эйнштейн жалобно заскулил, словно любое движение причиняло ему боль.

– Тихо, тихо. Все будет хорошо, – успокоил пса Трэвис.

На пороге возникла Нора. Она на ходу застегивала надетую прямо на мокрое тело блузку. Волосы висели влажными прядями.

Задыхаясь от наплыва чувств, Нора сказала:

– Ой-ей-ей, мохнатая морда! Только не это!

Норе хотелось погладить ретривера, но нужно было спешить.

– Выведи пикап из амбара и подъезжай к дому, – велел Трэвис.

Пока Нора бежала к амбару, Трэвис завернул Эйнштейна в одеяло, так что оттуда торчали лишь голова, лапы и хвост. Опасаясь ненароком причинить Эйнштейну боль, Трэвис взял его на руки, вышел из ванной и, пройдя через кухню, вынес собаку из дома, захлопнул дверь, но не запер ее, поскольку в данный момент безопасность волновала его меньше всего.

На улице похолодало. Вчерашняя благодать исчезла. Хвойники, дрожа, раскачивались на ветру. Было нечто зловещее в том, как их игольчатые ветви хватались за воздух. Голые лиственные деревья тянули черные костлявые руки к мрачным небесам.

Нора завела в амбаре пикап. Мотор взревел.

Осторожно спустившись с крыльца, Трэвис пошел к подъездной дорожке так, словно нес хрупкий антикварный фарфор. Порывистый ветер поднимал дыбом волосы Трэвиса, с хлопаньем раздувал свисающие концы одеяла, ерошил шерсть на голове у Эйнштейна. Создавалось полное ощущение, будто ветер, точно одушевленное злокозненное существо, пытается отнять у них Эйнштейна.

Нора развернула пикап, затормозила возле Трэвиса и осталась сидеть за рулем.