– Копы, как правило, не занимаются розыском собак.
– Знаю, – ответил Винс.
– А у собаки есть кличка?
– Клички нет.
– Ладно, я проверю. Что-нибудь еще?
– Это все. Когда ты сможешь подготовить информацию?
– Позвоню тебе завтра. С утра пораньше.
Винс довольно кивнул:
– И в зависимости от того, что ты нароешь, возможно, тебе придется отслеживать эти вещи на ежедневной основе.
– Детские игрушки. – Развернувшись в черном кожаном кресле, Джонни с ухмылкой вскочил на ноги. – А теперь, пожалуй, пойду трахну Саманту. Эй, не хочешь присоединиться? Если мы с тобой, два таких крутых жеребца, оприходуем эту сучку одновременно, то наверняка сделаем из нее желе, заставив умолять о пощаде. Ну как тебе моя идея?
Сейчас Винс был даже рад призрачному зеленому свету, который маскировал покрывавшую его лицо смертельную бледность. Винс представил, как будет путаться с этой грязной шлюхой, с этой заразной потаскухой, этой гниющей изнутри дешевой давалкой, и ему стало дурно.
– У меня назначена встреча, которую нельзя отменить, – сказал он.
– Жаль, – отозвался Джонни.
Винс с трудом выдавил:
– Да, было бы забавно.
– Ну, тогда, может, в другой раз.
Одна лишь мысль о сексе втроем заставила Винса почувствовать себя грязным. У него появилось непреодолимое желание поскорее принять обжигающе горячий душ.
6
В воскресенье вечером Трэвис, чувствовавший приятную усталость после длинного дня в Солванге, искренне считал, что уснет, не успев даже положить голову на подушку, но не тут-то было. Он никак не мог перестать думать о Норе Девон. О ее серых с зелеными крапинками глазах. Блестящих черных волосах. Изящной тонкой шее. Музыкальном смехе. Нежном изгибе улыбающихся губ.
Эйнштейн лежал на полу в серебристой полоске просачивающегося сквозь окно лунного сияния. Но когда Трэвис битый час проворочался с боку на бок, ретривер забрался в кровать и положил тяжелую голову и лапы ему на грудь.
– Эйнштейн, она такая милая. Я еще никогда в жизни не встречал таких милых и приятных людей. – (Собака молчала.) – И она такая умная. У нее очень острый ум, о чем она даже не догадывается. Она замечает даже то, на что я не обращаю внимания. Она видит все вещи в чудесном свете. Когда я с ней, то смотрю на мир ее глазами. И он кажется мне новым и удивительным.
Эйнштейн лежал смирно, но не спал. Он внимательно слушал.
– Когда я думаю о том, что эта жизненная энергия, этот ум, эта любовь к жизни целых тридцать лет безжалостно подавлялись, мне хочется плакать. Тридцать лет в старом мрачном доме. Господи! Но когда я думаю, что за тридцать лет она сумела не озлобиться, мне хочется ее обнять и сказать ей, какая она невероятная женщина, какая сильная, отважная и невероятная женщина.
Пес не двигался и не издавал ни звука.
Трэвиса внезапно пронзило яркое воспоминание: приятный запах шампуня от волос Норы, когда он случайно прижался к ней перед витриной картинной галереи. Он сделал глубокий вдох и, казалось, снова почувствовал пленительный запах, отчего сердце вдруг забилось сильнее.
– Чтоб мне провалиться! – воскликнул Трэвис. – Мы знакомы всего несколько дней, но я, похоже, влюбился!
Эйнштейн поднял голову и тявкнул, словно желая сказать, что наконец-то Трэвис все понял, и что это он, Эйнштейн, свел их вместе, и он гордится собой, и все это было лишь частью грандиозного замысла, поэтому Трэвис должен прекратить дергаться и начать радоваться жизни.
Наверное, еще не меньше часа Трэвис говорил о Норе, о ее красоте, грациозности, мелодичном голосе, уникальном взгляде на жизнь и необычном складе ума. Эйнштейн слушал его очень внимательно, с неподдельным интересом, что было свидетельством подлинной и искренней дружбы. За этот час Трэвис буквально ожил и воспрянул духом. Он уже не надеялся, что сможет снова кого-нибудь полюбить. Тем более так сильно. Ведь еще неделю назад он и не чаял победить вечное одиночество.
В конце концов усталость – физическая и эмоциональная – взяла верх, и Трэвис уснул. И, проснувшись посреди ночи, увидел слипающимися глазами, что Эйнштейн опять у окна. Ретривер положил лапы на подоконник и, прижавшись мордой к стеклу, напряженно вглядывался в темноту.
Трэвис почувствовал, что собака нервничает.
Но ему снилось, что он держит Нору за руку при свете полной луны. Ему не хотелось просыпаться, чтобы не разрушать сладостную фантазию.
7
В понедельник утром, двадцать четвертого мая, Лемюэль Джонсон и Клифф Сомс стояли в маленьком зоопарке, а точнее, в контактном зоопарке для детей в Ирвайн-парке, раскинувшемся вдоль восточной границы округа Ориндж. На небе ни облачка, солнце пригревало вовсю. Листья раскидистых дубов застыли в неподвижном воздухе, с ветки на ветку порхали птички, весело выводящие свои трели.
Двенадцать животных были убиты. И сейчас лежали окровавленными грудами.
Ночью кто-то – или что-то – перелез через ограждение вольеров и растерзал трех козлят, белохвостую олениху и ее новорожденного детеныша, двух павлинов, вислоухого кролика, овцу и двух ягнят.