Ангелы-хранители

Джонни Струна имел крайне безобразную внешность, чем, вероятно, и объяснялась его потребность чувствовать себя носителем великой романтической традиции. За долгие годы общения с преступным миром Винс успел заметить, что внешне привлекательные преступники не жаловали блатную романтику. Они хладнокровно убивали, потому что любили убивать или считали это необходимым. Они воровали, мошенничали и занимались вымогательством, потому что им хотелось легких денег, и точка. Никаких оправданий, никакого бахвальства, впрочем, как и должно было быть. Однако те, чьи лица, казалось, были слеплены на скорую руку из цемента, те, кто напоминал Квазимодо не в самый лучший для него день, – что ж, многие из них пытались компенсировать неудачную внешность, подражая Джимми Кэгни в фильме «Враг общества».

На Джонни был черный комбинезон и черные сникерсы. Он всегда носил черное, возможно, потому, что, по его мнению, так он будет казаться не уродливым, а скорее зловещим.

Из прихожей Винс последовал за Джонни в гостиную, обставленную мягкой мебелью с черной обивкой и черными же лакированными столиками. Гостиная была украшена золочеными бронзовыми настольными лампами «Ranc», посеребренными вазами в стиле ар-деко от Жана Дома и парой антикварных стульев от Эмиль-Жака Рульманна. Винс знал историю этих вещей исключительно потому, что в ходе его предыдущих визитов Джонни Струна на время выходил из образа крутого парня и начинал трепаться о своих антикварных сокровищах.

В серебристо-черном шезлонге лежала красивая блондинка с журналом в руках. Лет двадцати, не больше, но настолько зрелая, что становилось неловко. Платиновые волосы подстрижены под пажа, налитую грудь подчеркивал струящийся красный шелк китайской пижамы. Девушка, явно работавшая под Джин Харлоу, капризно надув губы, посмотрела на Винса.

– Это Саманта, – объяснил Джонни Струна Винсу и, повернувшись к Саманте, произнес: – Дорогуша, перед тобой авторитетный парень, с которым лучше не связываться. В своем роде живая легенда.

Винс чувствовал себя полным придурком.

– А что значит «авторитетный парень»? – спросила блондинка высоким голосом, явно подражая Джуди Холлидей, кинозвезде прежних лет.

Джонни подошел к шезлонгу и положил ладонь на пышную грудь блондинки, лаская ее через шелк пижамы:

– Винс, она не владеет блатным жаргоном. Она не из fratellanza. Обычная калифорнийская телка, которая не знает жизни и тем более наших традиций.

– Он хочет сказать, что я не вонючая итальяшка, – съехидничала Саманта.

Джонни отвесил Саманте смачную оплеуху, едва не скинув девушку с шезлонга:

– Придержи язык, сучка!

Саманта прижала ладонь к лицу, в ее глазах заблестели слезы, и она просюсюкала детским голоском:

– Прости меня, Джонни.

– Тупая сучка, – пробормотал он.

– Ума не приложу, что на меня нашло, – захныкала Саманта. – Джонни, ты всегда такой добрый ко мне. А я иногда веду себя как последняя дрянь. И потом сама себя ненавижу.

Винсу эта сцена показалась заранее отрепетированной. Хотя, возможно, исключительно потому, что они много раз это проходили как на людях, так и наедине. Судя по загоревшимся глазам Саманты, оплеухи ее возбуждали и она специально провоцировала Джонни хорошенько ей врезать. Ну а Джонни два раза просить было не нужно. Он с большим удовольствием занимался рукоприкладством.

Винсу стало противно.

В очередной раз обозвав Саманту сукой, Джонни Струна провел Винса в кабинет, плотно закрыл за собой дверь и подмигнул:

– Она, конечно, слишком много о себе понимает, но зато может отсосать так, что высосет из члена твои мозги.

Винса коробило от подобной аморальности. Чтобы не дать втянуть себя в грязные разговоры, он поспешно вытащил из кармана пиджака конверт:

– Мне нужна информация.

Джонни взял конверт, заглянул внутрь, небрежно провел большим пальцем по толстой пачке стодолларовых купюр и сказал:

– Считай, ты уже получил, что хотел.

Кабинет оказался единственной комнатой в доме без намека на ар-деко. Сплошной хай-тек. На прочных металлических столах вдоль трех стен стояли восемь компьютеров различных фирм и моделей. Каждый компьютер был подключен через индивидуальный модем к отдельной телефонной линии, и в данный момент светились все восемь дисплеев. На некоторых дисплеях шел непрерывной лентой поток данных. Шторы на окнах были плотно задернуты, две рабочие лампы на гибких кронштейнах затенены, чтобы не отсвечивали на мониторы, и основным светом в кабинете был электронно-зеленый, отчего у Винса возникло ощущение, будто он находится под поверхностью океана. Три лазерных принтера распечатывали бумаги с едва слышным шуршанием, и перед мысленным взором Винса почему-то возникли рыбки, шныряющие в водорослях на морском дне.