Ангелы на кончике иглы

— Предстательную железу я удалял, — небрежно говорил он. — … знаете? Железу я удалял. Другим многим — тоже. А … слышали? Ему не я удалял. Удалял доктор Рабинович из Риги… Вы понимаете, что это за правительство без предстательной железы? Они бы и половую любовь, а не то что сексуальную литературу запретили. Только пока не научились делать юных ленинцев другим способом.

Если Яков Маркович не может дозвониться к Сизифу Антоновичу, он знает, что наверху произошла задержка мочи. Если же Сагайдак дома, но просит позвонить через час, значит, он вперил глаз в микроскоп, а рядом с ним, красный как рак, сидит высокопоставленный гебон (это слово — изобретение проф. Сагайдака), обзаведшийся гонореей. Или министр, шепотом рассказывающий о том, что у него ничего не получается.

— В Англии смог, а дома не смог! — раздражающе громко шутит Сизиф Антонович.

— Я в Англии ничего себе не позволял! — умоляюще говорит министр.

— Знаю! — успокаивает его Сагайдак. — Такой анекдот.

Все его больные меньше боятся разглашения государственных тайн, чем венерических. Это понятно: государственные тайны — государственные, а венерические — свои. Все тщательно скрывают друг от друга, что бывают здесь. Некоторые больные намекают, что в органах известно про его антисоветские анекдоты. Однако Сизифа Антоновича не испугать.

— Они у меня все здесь! — поясняет он друзьям, поднимая вверх указательный палец. — Я сам работаю в органах. И органы под моим руководством всегда работают лучше.

Эта мысль дошла до верхов и понравилась. Наверху посмеялись.

— Ничего смешного не вижу! — немедленно отреагировал профессор Сагайдак. — Сталин следовал академику Павлову. Он верил, что у народа можно образовать условные рефлексы, приучить людей, как собак. Я иду дальше. Я считаю, настоящий ученый, такой, как я, вполне может образовывать условные рефлексы у вождей.

К сожалению, лечить высокопоставленных работников столь же почетно, сколь невыгодно. Всех их делает похожими уверенность, что их положение уже само по себе оказывает благодеяние врачу. Но идейные побуждения, смешанные с проблемой престижа и личной неприкосновенности, заставляют Сагайдака лечить бесплатно руководителей на должностях не ниже членов ЦК. В деньгах Сизиф Антонович не нуждается. Каждое лето он уезжает на Черноморское побережье Кавказа и снимает дачу, в которой обычно в курортный сезон жило бы человек по двадцать в пять смен, платя пять рублей за койку на ночь. Работает Сизиф с утра до вечера, как Сизиф. Возле дома, под виноградной лозой, вьется очередь. В основном это мужчины среднего и пожилого возраста, но попадаются иногда и молодые. Всем нужен генеральный импотентолог. Приемная плата профессора — 50 рублей за визит. А когда назначается курс лечения, пациент вносит еще 400-500 рублей. Медсестра может не регистрировать больного в книгу учета, и это обойдется еще в 100 рублей. Кроме того, Сизиф Антонович дает консультации насильникам о том, как уйти от справедливого суда, доказав, что все было добровольно, и превращает женщин в девушек путем хирургического вмешательства.

На деньги, заработанные летом, Сизиф Антонович живет зимой в своей московской кооперативной берлоге. Он лежит в халате на диване и смотрит по телевизору хоккей. У него роскошная библиотека. Он изучает непризнанных философов, читает хороших поэтов, запретную литературу, а также просматривает картинки в зарубежных журналах. Все это Сагайдаку тащат лечащиеся у него гебоны. Тем из них, кто приносит особо запрещенные книги, Сизиф Антонович читает краткий курс аутогенной тренировки и показывает некоторые упражнения из йоги, укрепляющие потенцию. Генералы, министры, полковники, осваивая упражнения, бегают по комнате на четвереньках, задержав дыхание и обливаясь потом, а Сизиф Антонович стоит на диване с хлыстиком и покрикивает:

— Живей! Кто хочет стоять, тот должен бегать. А ну резвей, кобелек!..

При этом он доверительно сообщает, что дуракам аутогенная тренировка не помогает.

Некоторые, особо любопытные больные интересуются, как у самого доктора обстоят дела с этим вопросом.

— Это у вас вопрос, — отвечает профессор, — а у меня восклицательный знак.

На седьмом лагпункте Карлага, куда он попал по доносу жены одного ответработника, которой отказался сделать аборт, профессор Сагайдак был избит сапогами и оказавшимся на столе глобусом за отказ стучать на другого зека по фамилии Раппопорт. Часть ударов попала в пах. Раны зажили, но потенция не восстановилась. Сизиф с грустью прощупывал себя, убеждаясь, что образовались спайки. Желания остались, но они были нереализуемы, что для специальности, обозначенной в деле зека Сагайдака, обидно вдвойне.