Ангелы на кончике иглы

— Нет возражений, — усмехнулся Ягубов, поняв, что сразу Раппопорта на крючок не нанижешь. — Можно привлечь и молодежь. Но вы — мозговой центр!

Губы Раппопорта искривились, готовясь выдать нечто сатирическое. Однако мгновенно включилась внутренняя цензура и запретила произнести то, что родилось в мозгу.

— Я, возможно, сгущаю краски, но чувствую: в последнее время мы играем в бирюльки. Выступаем по мелочам. Наверху нас за это ругают и, будем самокритичны, справедливо. Давайте подумаем, посоветуемся.

— О чем?

— О том, чтобы начать большую кампанию. Такую, чтобы о «Трудовой правде» заговорили и вверху, и внизу! Я ведь знаю, что это вы предложили Макарцеву начать движение за коммунистический труд.

Раппопорт пожал плечами. Он снова хотел что-то ответить, но удержался. Он только посопел, как старые часы, которые хотели пробить время, но шестеренки не сцепились и боя не произошло.

— Когда вы хотите начать вашу кампанию? — сразу спросил Тавров. — После возвращения Макарцева или до?

Ягубов с обидой проглотил слово «вашу». Но вопрос был поставлен деловой.

— Немедленно! — ответил он. — Если будет идея, зачем ей висеть в воздухе, а нам ждать, пока ее перехватят другие газеты?

Ответив, Ягубов понял, что в вопросе Якова Марковича содержался подвох. Осознав подвох, он поспешно добавил:

— Конечно, все наши начинания будут идти через Макарцева и от его имени, это само собой.

— Так я и понял, — сказал Раппопорт.

Ягубов разозлился на себя, что ему не удается одолеть этого человека, который корчит из себя черт-те что. Однако идти на обострение нельзя.

— Игоря Иваныча я уважаю не меньше вас, Яков Маркович, — он располагающе улыбнулся. — Хотя знаю, что у вас с ним старые дружеские отношения.

— Нет у меня с Макарцевым никаких отношений! — отмежевался на всякий случай Раппопорт. — Я хотел только уточнить как технический исполнитель, не расходится ли ваше поручение с позицией редактора, чтобы мне не вкалывать зря…

— В каком смысле?

— Последнее время Макарцев, хотя и говорил о гвоздях, но считал, что шумной газета быть не должна. Вы меня поняли? Другими словами, старался не высовываться. Мы делали газету не хуже, но и не лучше других. Вы предлагаете — чтобы о нас заговорили. А если заговорят не там или не так?..

— Понял! — насторожившийся было Ягубов облегченно откинулся на спинку. — Кампания, которую мы поднимем, будет, как я представляю, не только тщательно разработана, но и тщательно согласована с Большим домом. Это я беру на себя. Поэтому для беспокойства у вас не должно быть причин.

— Я не за себя беспокоюсь, — Тавров с шумом выпустил воздух через нос. — За вас…

Ягубов не понял, серьезно это произнес Яков Маркович или опять поиздевался. Но решил лучше посчитать это серьезным.

— Значит, договорились? — он поднялся из-за стола. — Людей, как только понадобится, я вам выделю из других отделов столько, сколько скажете. Главное — идея!

— Зачем людей эксплуатировать? — Яков Маркович тоже поднялся. — Я уж как-нибудь сам…

Степан Трофимович развел руками, дескать, его устраивает любой вариант, а затем крепко пожал вялую, корявую руку Якова Марковича. В дверях Раппопорт столкнулся с Локотковой, вбежавшей по вызову.

— Яков Маркыч, — прошептала она, — у вас профвзносы не плачены уже месяца три…

Тавров не ответил, испарился.

— Анна Семеновна, — сразу спросил Ягубов. — Как вы думаете: к Макарцеву я смог бы пройти посоветоваться? Врачи пустят?

— Думаю, нет, Степан Трофимыч! Игорю Иванычу, жена мне говорила, доктора слова сказать не велят, полный покой! А вам очень нужно? Тогда, может, я еще позвоню его жене, спрошу?

— Не стоит. Я сам поеду в больницу. Если в редакции будут меня спрашивать, отвечайте, что я у Макарцева. Полосы — что уже набрано — пусть мне тиснут. Возьму с собой. Да, оттуда заеду в Большой дом, так что задержусь…

В Кремлевке Ягубов пробыл минут десять. Написал записку, мол, заезжал навестить, в газете все нормально, коллектив ждет скорейшего выздоровления своего редактора.

Уехал он с чувством исполненного долга и неприятным ощущением того, что на свете существуют больницы. Он был уверен — не для него. Ему было жаль Макарцева. Стать запасным игроком — шутка рискованная. После травмы не так просто войти в основной состав. Макарцев, без сомнения, был честным партийным работником, но слишком чувствительным. Играл в интеллигента, то есть просто отставал от времени. Болел за дело не в меру, вот и заболел сам.

Ягубов поймал себя на том, что думает о редакторе в прошедшем времени, и решил, что это неправильно. Игорь Иванович поправится.

Он поехал в Большой дом согласовывать планы. Шишки, которые валились на голову Макарцева, теперь будут падать на него. Но он был уверен, что перенесет это легче, а пользы извлечет больше. Не подвели бы только кадры. Впрочем, не все же такие расхлябанные, как Раппопорт. А Степану Трофимовичу, несомненно, удалось втянуть и его в нужное русло.