Ангелы не падают

Припарковав машину, я почти сразу оказался в мире так мне знакомом и так мною не любимом — в мире моего циркового детства. Шатры были все те же: главный — для выступлений и два маленьких. Вокруг по периметру стояли трейлеры, обвешанные лампочками и засаленными гирляндами. На территории было так же несколько вагончиков с развлечениями: призовой тир, предсказательница судьбы, сладкая вата и попкорн. Самыми новыми, как всегда, были игрушки в тире. Их чаще всего покупали прямо на месте, в окрестных магазинах. Гирлянды лампочек тянулись от трейлеров к шатрам, мерцали и шипели. Где-то жужжали генераторы — я бы узнал этот звук из тысячи. У входа в большой шатер зрителей встречали два клоуна на ходулях. Один — в ярко красном, другой — в синем костюме. Они громко кричали, хохотали и раздавали детям дешевые воздушные шары. Клеенчатые флажки, развешанные у входа в шатер, развивались на ветру и бились друг о друга, словно птицы, посаженные в крошечные клетки. Сам шатер был все тот же, выгоревший от времени. Часть полосок — светлые, другие — темнее, но красные они или синие — уже никто не мог распознать.

Раньше, очень давно, у нас был слон. Старик Хатхи плохо видел и от преклонного возраста с трудом передвигал ноги, но стоически выдерживал выступления, а перед началом развлекал зрителей на улице, позволяя фотографироваться с собой за символическую плату. Я очень хорошо помню циркового слона. Я любил его и часто приходил, чтобы покормить или просто посидеть рядом. Он был единственным обитателем цирка, с которым мне было хорошо. Хатхи всегда одевали очень ярко в слоновьи наряды с индийскими орнаментами, розовыми, синими, желтыми. Он был талантливым и преданным делу артистом. Зрители тоже любили его. Восхищенно смотрели на него снизу вверх, гладили и буквально визжали от восторга в ожидании появления этого великана на арене. Когда мне было девять, Хатхи умер. Невосполнимая потеря для маленького сына клоунов. Я помню, что был единственным, кто плакал. Почему-то даже дрессировщику Хатхи, мистеру Баусу было наплевать. Или он просто был готов, потому что знал, что старики неизбежно уходят в могилу. Вообще, цирк — довольно циничный и лицемерный мир. Смеха здесь больше напоказ, чудеса только по расписанию, за раскрашенными фасадами трейлеров — старая мебель и протекающие краны, вместо клубничного наполнителя для сладкой ваты — дешевый сироп с усилителем вкуса. Я бы никогда не купил своему ребенку то, что предлагается в бродячем цирке в качестве лакомства. Потому что даже они тут ненастоящие. Я оглядываюсь по сторонам — чуть поодаль от входя стоит большая фигура слона, вырезанная из фанеры. Плоский заменитель Хатхи даже хуже, чем заменитель вкуса в сладкой вате. Рядом с разрисованным куском фанеры фотографируются дети, но даже улыбки у них какие-то ненастоящие. Когда был Хатхи, он заставлял всех смеяться и визжать от восторга.

Вслед за вереницей зрителей я поднялся по небольшой лестнице и оказался внутри главного шатра — как внутри своих детских воспоминаний. Тут тоже все было по-прежнему. Пахло опилками и животными. Пахло старыми складными деревянными стульями и железными заржавевшими балками. Пахло кормом для зверей. Все это смешивалось в моей голове, воскрешая картины прошлого. Мурашки пробежали по всему телу. Я прошел на свое место.

Представление началось. Фокусник, силачи, дрессированные собачки и акробаты под куполом цирка. Когда Лейла делала сальто, а ее брат Микки ловил сестру за руки, по залу пронеслось восхищенное «Ааах». А я видел, что Лейла не тянула носок, что Микки берег спину и поэтому выполнял элементы лишь вполсилы. Я видел, как «грязно» приземлился он после прыжка, как тяжело балансировала Лейла на канате, как едва не сорвалась три раза. Я видел, как не идеальны были их прыжки и перевороты.

В перерывах между номерами зрителей развлекали клоуны. Все те же отработанные номера и лишь пара новых шуток. Отец сильно сдал — от меня грим и расстояние до манежа не могли это скрыть. Мама казалась все такой же, только голос то и дело срывался на высокие ноты. Ничего, совершенно ничего, не изменилось в их жизни. Они передвигались по давно протоптанным тропкам — вымеренным траекториям и даже из зала вызывали для конкурсов людей с тех же мест, что десять лет назад.