– Удивительно, правда? – лица Ливиана Мередит по-прежнему видеть не могла, зато слышала улыбку в его голосе. – С учетом того, что ты, в отличие от меня, сидишь лицом к свету?
– Видок у меня, наверное, такой, что лучше нам с тобой местами поменяться, – смущенно потянулась Мередит к взлохмаченным кудряшкам свободной рукой.
Ту, которую держал в своей Ливиан она отнимать и не думала.
– С учетом обстоятельств и расцветки хламиды, в которую тебя впихнули, лучше выглядеть нельзя, – заверил он её.
– Это ту меня сейчас успокоить пытаешься? Или критику на дизайн больничных рубашек наводишь?
– Просто констатирую факт. Жара у тебя нет. И простуды не предвидится. Просто переохлаждение. И его бы могло не быть, если бы сразу в одеяло укуталась. Чего ты, конечно же, не сделала?
– Конечно. Я всего лишь вымокла. А там знаешь, сколько людей пострадало.
– Всего лишь вымокла в ледяной воде при температуре около нуля. Ну, да. Конечно, всего лишь. Ну и какой прок был от твоего самопожертвования?
– Большой. Я вообще-то на третьем курсе медицинского университета учусь, и успеваемость у меня не из худших. Я клятву спасать людям жизнь давала.
– Рискуя собственной?
Голос Ливиана звучал мягко. Судя по тону, он не подтрунивал, не насмехался, не то, чтобы одобрял или не одобрял – просто спрашивал.
– В том числе. Это часть выбранной мной профессии. Мой долг.
– За который заплатишь затяжным насморком, – усмешка в голосе Ливиана была такой же теплой, как его ладонь.
Она грела душу так же, как его рука согревала руку Мередит.
Мередит затихла.
Она понимала, что молодой человек, сидящий рядом с ней, он тёмный. И, наверное, опасный. Но рядом с ним отчего-то чувствовала себя уютно, как у горящего камина.
– Значит, ты в порядке?
– Да. Всё хорошо.
– Я бы не был в этом так уверен, Мери. Есть раны, которые чувствуешь не сразу. Поначалу ощущения такие, словно бы и нет никаких повреждений, зато потом становится резко хуже. Смерть, проходящая рядом, всегда накладывает свой след.
– Я отбивалась, как могла. Можешь мне поверить. И вообще, я не хочу говорить о смерти. И о болезнях.
– Странная позиция для будущего врача.
– Не странная. Если, видя чужие страдания, начинаешь хандрить и кукситься, с таким настроением ты не себе, ни пациенту помочь не сможешь.
– Не стану спорить, доктор. Вам виднее, – пожал плечами Ливиан, склоняя темноволосую голову.
Мередит вдруг сникла. Ей пришла в голову неприятная догадка.
– Ты сказал, что пришёл не ко мне, а к врачу.
– Так и было.
Мягкая теплая усмешка ушла их голоса. Он стал тусклым и серым.
– Ты болен?
В ответ раздался тихий вздох:
– Тебе обязательно задавать такие вопросы?
– Я задаю те вопросы, ответы на которые меня волнуют.
– Тебя волнует моё самочувствие? – теперь голос Ливиана набряк чем-то опасным и тёмным, обещающим негу и поцелуи.
Но это совсем не вязалось с ночнушкой нелепой расцветки и настежь распахнутой в коридор больничной дверью.
К тому же женское чутьё подсказывало Мередит, что Ливиан умышленно не причин ей ни вреда, не боли. Она не могла сказать, откуда взялось в ней этой знание.
Тогда, когда она приходила к нему домой, он мог быть опасен, но что-то поменялось, неуловимо, но неизменно.
Он перейдёт только ту черту, которую она сама разрешит ему перейти.
– Ты со мной заигрываешь?
– Нет. Мне просто приятно твоё внимание. И то, что тебя волнует моё самочувствие, тоже приятно. Может быть самой тебе и холодно, зато в твоём присутствии на душе теплеет.
– Приятно это слышать, – пробормотала смущённая и одновременно польщенная Мередит. – А если ты ответишь на мой вопрос, мне будет ещё приятнее.
– А вот это вряд ли.
Ливиан поднялся и пересел на кровать, опустившись рядом с Мередит. Его рука по-хозяйски обняла за плечо, прижимая к себе.
– Что ты делаешь?
– Не знаю. Ты выглядишь такой маленькой и потерянной в этом холодном, стерильном пространстве, что так и хочется тебя отогреть. Да не дёргайся ты так. Ничего я тебе не сделаю.
Мередит тихо рассмеялась:
– Осталось только решить, меня это успокаивает или огорчает?
Теперь, когда свет падал наискось хищные, немного резкие черты лица с твердыми, в полумраке кажущимися тёмными, губами было прекрасно видно.
Ливиан повернул голову. Глаза его блеснули кошачьим огнём, часто пугающим в полумраке.
Он был таким тёплым. И таким близким. Мередит тянуло к нему с такой силой, будто тело её было железным, а тело Ливиано стало магнитом.
Рука коснулась слегка запавшей худой щеки. В отличие от ладоней, которые были сухими и теплыми, кожа на лице была горячей.
Перехватив её руку, Ливиан навис над ней, заставив Мередит упасть на подушку. Он смотрел на неё словно не решаясь подчиниться овладевшему им импульсу.
– Поцелуй меня, – попросила она сама.
Сердце колотилось быстро и сладко. И только чуть-чуть испуганно. А вдруг отодвинется, уйдёт, растворится в длинных больничных переходах, а она останется одна?
Но Ливиан не отодвинулся. Мередит почувствовала, как его пальцы сжимают её плечи, лаская их медленными круговыми движениями.
Она смотрела в его глаза, светлые, настороженные, как у хищника. В остром взгляде таились голод и печаль.