Ангелы Ойкумены

Опасно, подумал Диего. Пусть. Мы уже высаживались на Хиззац, хоть истинный, хоть ложный. Планета не имеет значения. А что имеет?

— Возвращаемся, да?

Небеса раскололись, рухнули. Грохот адских орудий сотряс тело, душу, сердце, разум. Нестерпимый свет проник даже сквозь зажмуренные веки. Мысли, образы, боль, память — все смешалось. Да, сказал маэстро, не зная, кому отвечает и зачем. Мы с Карни на берегу Бухты Прощания. Мы горим, не сгорая. Горит Бравильянка под аккомпанемент пушек Лефевра. «Гори в аду!» — и стальная карусель несет нас с доном Фернаном к убийственному финалу. «Гори в аду!» — мы с маркизом плечом к плечу закрываем Карни от слюнявых бесов. «Гори в аду!» — офицеры под руки тащат дона Фернана, оглушенного взрывом. «Диего! Я здесь!» — лязг стали. Дага отправляется в короткий полет. «Гори в аду!» — дон Фернан бежит прочь. Карни лежит на полу спортзала, из ее груди растет цветок смерти. Кладбище Сум-Мат Тхай. Похороны. Святые люди расчленяют мертвеца, ускоряя путь к новой жизни. Священник играет на дудочке. Почему я вспоминаю это? Здесь, сейчас? Почему я не умер, если помню это?!

— Нет!

Лицо Карни — театральная маска трагедии. Девушку била крупная дрожь. Маэстро сжал ее в объятиях — не помогло. Скажи, что это неправда, без слов кричала Карни. Скажи, что это — кошмар, твой ночной кошмар! Дьявольское наваждение, помрачение рассудка — что угодно, лишь бы не правда!

Господи, взмолился Диего. Научи меня лгать, Создатель!

— Над могилой, — произнесла Карни голосом, какого Диего ни разу от нее не слышал. Так звенят комары летней ночью, так стучат кастаньеты в пляске скелетов, — кружится ворон…

— Что?

— В тихом склепе темно и пыльно…

— Что ты говоришь?!

— Мышью память в углах скребется, подбирает сухие крошки. Нет покоя…

— Замолчи!

— …покоя в смерти нет, — подвела итог Энкарна де Кастельбро.

Когда Карни рассыпалась в его руках вихрем черных снежинок, маэстро не сумел удержать девушку. Зато — подвиг титана! — он смог не закричать. Коллант остановился. Горы остановились. Все остановилось, завершилось, пришло к концу.

— Почему она исчезла? — орал Пробус, брызжа слюной. — Куда?!

Диего молчал.

— Что вы ей сделали? Что вы ей сказали?!

Отстранив помпилианца, к маэстро подъехал Гиль Фриш. Пару секунд — очень, очень долго для гематра — он пристально изучал бледного, как смерть, Пераля.

— Нет покоя, — сообщил ему Диего. — Представляете?

— Что именно?

— Покоя в смерти нет.

Хлестко, наотмашь, Фриш ударил маэстро ладонью по лицу.

— Зарежете меня позже, — с равнодушием механизма произнес гематр, когда рапира в мгновение ока вылетела из ножен и легла поперек его горла, щекоча лезвием кадык. — Сперва я хочу услышать от вас: что произошло? Почему сеньорита Энкарна исчезла?

— Я ее убил.

— Как именно вы ее убили?

— Воспоминаниями.

— Я не ослышался?

— Нет. Я убил ее воспоминаниями.

Тяжесть рапиры сделалась неподъемной. Диего вернул оружие в ножны.

— Продолжайте, — велел Фриш.

— Она узнала, что мертва. Что ее похоронили.

— Это вы ей сказали?

— Она увидела это в моей памяти. Я не знал, что такое возможно.

Ближнее ущелье озарилось сполохами багрового пламени, словно в нем пробудился от сна дракон. Пламя вскоре погасло. Дракон ждал. У дракона было змеиное терпение.

— Она вернется, — сказал гематр.

— Нет.

— Она вернется, — с нажимом повторил Гиль Фриш. Прошла целая вечность, прежде чем Диего осознал: этот нажим, с трудом дающийся гематру, равносилен крику. — Стать одним целым, помните? Ваша память — ее память. Вы становитесь целым!

Не повышая голоса, Фриш кричал изо всех сил.

— Вернется? Откуда вы знаете?

Я посчитал, скажет сейчас Фриш. Вероятность — семьдесят семь процентов ровно. Две семерки, счастливое число. Скажи это, молил Пераль гематра. Скажи! Ну что тебе стоит?

— Я верю, — сказал Гиль Фриш.

Диего качнулся в седле, как от удара. Эта пощечина была сильнее той, что Фриш отвесил ему ладонью. Конь? — мир встал на дыбы. Варвар умоляет о расчетах, а гематр верит! Если такое возможно…

— Вперед!

— Вперед нельзя! — задохнулся Пробус. — Надо вернуться!

— Хватит возвращаться! За мной!

Воздух кипел от электричества — гроза шла рядом. В волосах коллантариев, в гривах лошадей плясали колючие голубые искры. По скалистым кручам, шипя и потрескивая, ползали огненные змейки. Вспыхивали, исчезали, возникали снова. В небе били барабаны: стойте, безумцы! Ответом грому небесному был дробный грохот копыт.

Скалы ожили, пришли в движение. Камень уступов плавился, менял очертания. Текли прозрачные струи, испарялись от внутреннего жара — вода, марево, туман…

Рой!