— Что же делать?.. Аристарх в Керженце был, меня хорошо знает... Зачем он тут? Может, Трофим ещё чего надумал? А Аристарх прибежит к этому Порфишке-купчишке, скажет, что, мол, Панкрат продал ушкуйникам Прова и Сильвестра, и всё... Но он вроде не торопится, с бабой какой-то завязался... Всё равно, надо поскорей рассказать Порфирию Платоновичу о судьбе его холопов и бежать. Ох, куда ж деваться-то? К Трофиму возвращаться нельзя, наверняка прибьёт. Вот доля несчастная!.. — Панкрат замер. — Стоп! А может, рвануть на родину, на Кильмезь, откудова меня забрал в полон и сделал холопом Трофим? Но что я на Кильмези делать буду? Там ведь Трофимовы разбойники всё пожгли и всех побили... И кто меня там ждёт? Да и добраться нелегко. По дороге помру с голодухи, к тому же щас осень, а к Кильмези, поди, уже зима подбирается... Страшно, ой как страшно!..
С невесёлыми мыслями подошёл Панкрат к воротам Порфирия Платоновича. Он тут уже бывал, сторожа его признали и впустили во двор. Пара минут — и Панкрат в приёмной палате. Порфирий Платонович сидел на лавке, смотрел надменно и сурово.
— Тебе от купца Трофима Игнатьева, Порфирий Платонович, самый низкий и доброжелательный поклон, — согнулся в поясе Панкрат.
— Незваный гость — не к добру. Небось с дурными вестями пожаловал?
— Угадал, Порфирий Платонович, — побледнел Панкрат. — Вести недобрые...
— Говори, я ко всему готов.
— Твоих молодцов Прова и Сильвестра ушкуйники Порфирия Пантелеевича побили! — выпалил Панкрат.
Порфирий напрягся:
— Чем докажешь, что ушкуйники? А может... вы?
Панкрат аж взопрел.
— Так с ними погиб и холоп Трофимов Фрол!..
— Я не знаю никакого Фрола, — спокойно до жути проговорил купец. — И почему я должон тебе верить? Мои холопы к вам прибыли, чтобы вы им помогли с Порфишкой справиться и поймать этого проклятого Коня, а вы их порешили.
— Да не мы! — возопил Панкрат.
— А доказательства?
— Доказательства?.. — задумался Панкрат и вдруг как в омут ухнул: — Доказательства приплыли с купцом Прокопом Селяниновичем! На струге его прибыл ушкуйник Аристарх, который и участвовал в убийстве Прова и Сильвестра!
Хозяин скрипнул зубами:
— Ладно, узнаем...
— Ну, я пошёл, — заторопился Панкрат.
— Куда?! — удивился купец.
— Как куда? Обратно домой. Я своё дело сделал, обо всем тебе доложил — пора и честь знать... — попятился Панкрат.
— Э, нет! — топнул ногой Порфирий. — Не по-христиански гостя голодным отпускать. Аполлинарий!
— Да не велик я гость — холоп... — пустил слезу Панкрат. — Меня ж хозяин ждёт...
— Подождёт. Аполлинарий! Отведи этого в горницу, где засовы покрепче, пущай пока у нас поживёт. Он с дороги устал, пущай потрапезничает да поспит, а ты охраняй, чтоб никто его не обидел. Ведь у нас в Новгороде людишки дрянь, до смерти забить могут, а это гость желанный.
— Я не хочу есть! — со слезами молил Панкрат. — Я не хочу спать! Я домой хочу!
— До дома далеко — до моей перины близко. Мы не можем быть негостеприимными. Правда, Аполлинарий? — повернулся к палачу купец.
— Правда, — утробным жутким голосом ответил тот.
— А скоро мы к тебе и твоего дружка Аристарха приведём, — добавил Порфирий. — Вам веселей будет, и тогда вы оба расскажете, как и где убивали моих верных Сильвестра и Прова.
— Да не...
— Веди, Аполлинарий, веди, — кивнул купец. — Пущай поспит, а то ведь в тёмной с крысами в обнимку потом не уснёт...
И Панкрат, больше не препираясь, с замершим сердцем поплёлся следом за Аполлинарием.
Глава одиннадцатая
Перебрался Федот из купеческого посада в детинец. Накопил денег, с Прокопом Селяниновичем товариществуя, построил себе добротные хоромы и зажил спокойно. Торговлю бросил, сил уж нету. Зато ею сын Аристарх занялся, с Порфирием Пантелеевичем подрядился. Правда, шепчутся, что не торгует он, а ушкуйничает, но это уж наветы. Завидуют! Недавно уплыл опять. И вдруг... И вдруг заявился, нежданно-негаданно.
— Сынок! — обнял Аристарха отец. — Что так скоро? А это кто? — кивнул после лобызаний на смуглую стройную девку.
— Это невеста моя, — пояснил Аристарх.
— Откуда ж?! — изумился Федот.
— Долгая история, батя, потом расскажу, дай опомниться.
— Хорошо-хорошо, проходьте...
— Сыночек! — всплеснула руками мать — и новые объятья, вопросы и расспросы. Накрыли стол. Сели за трапезу.
— А знаешь, батя, с кем я воротился? — спросил, жуя, Аристарх.
— С кем, сынок?
— С Прокопом Селяниновичем.
— С Прокопом? — удивился Федот. — Всё плавает?
— Плавает, батя.
— И как он?
— Да ничего, бодрый, крепкий...
— А куда же Порфирий Пантелеевич девался?
— Дальше поплыл.
— В зиму?
— Должно быть, в зиму, — пожал плечами Аристарх.
Старик понизил голос.
— Слышь, а к кому нам её сватать идти? — кивнул в сторону женской половины.
— А ни к кому! — хмыкнул Аристарх, и лицо Федота вытянулось:
— Она что, сирота?..
— Не, татарка, — пояснил сын. — В степи поймал.
— Татарка?! — ахнул Федот. — Наших девок тебе мало?
— Да я, бать, эту полюбил, — вздохнул Аристарх.
Федот покачал седой головой:
— Веры-то хоть нашей?
— Не нашей, но покрестим, — заверил парень.
— Во, тля! Что-то Антон к нам спешит, — вытянул шею к окну Федот. — Али случилось что?