Ангелы плачут над Русью

— Да вы и сами не промах! — усмехнулась княгиня. — Не отстали от басурман в грабеже.

Князь Липецкий промолчал, хотя и мог бы вспомнить, что князь Олег не гнушался грабежами в Липецком княжестве, а липчане, между прочим, взяли только на прокорм коням и малость себе на пропитание — не помирать же с голоду. Но князь ничего не сказал, лишь велел Василию Шумахову:

— Возьми людей да проводи княгиню, чтоб до самого Рыльска не чинили ей зла, хотя, может быть, черниговские или новгород-северские князья и вступят в спор за Рыльский удел. Или брянские, а то и киевские. А я всё-таки, прежде чем в Липец ехать, в Дубок загляну. Там в честь победы пир устроим. И ты, Василий, проводи княгиню и возвращайся в Дубок — ты тоже отдых заслужил. Передохнем недельку-другую, Господу Богу помолимся, а уж потом в Липец. В Поройской пустыни получим благословение отца Максима и начнём отстраивать наш город. Стены поставим, терема, а там и в Сарай за ярлыком съездим — и может, Бог даст, всё образуется, наладится...

Бояре и часть воргольской дружины вместе с княгиней Авдотьей выехали из города, направляясь к берегу Быстрой Сосны — к дороге на Курск и Рыльск. Когда они скрылись из виду, к князю Александру подошёл Кунам и смущённо спросил:

— Дозволишь, княже, слово молвить?

— Говори, атаман, слушаю.

— Да собрался я восвояси, хочу откланяться. — И, сняв шапку, поклонился до земли.

— Погоди-погоди! — воскликнул князь. — Но я же ещё не отблагодарил тебя за помощь великую...

— А и не к чему, княже, — покачал головой Кунам. — Не ради благодарности али корысти шёл я сюда, а чтоб отомстить супостату окаянному за судьбу мою поломанную да долю душегубскую, на которую он меня толкнул.

— Всё равно, — возразил Александр. — Уехать успеешь. Послушай. Здесь, на пепелище, какая может быть гульба, тут впору тризну справлять. А вот в Дубке погулять можно. Поедем с нами в Дубок, там и попируем вволю.

— Да что ты, княже! — глянул устало Кунам. — Негоже разбойникам с князьями одни пляски плясать. Нам князьям пореже на глаза попадаться надо.

— Неправда! — вспыхнул Александр. — И не разбойник ты, а, как сказал Харалдай, — казак, мститель. Ты мстил Олегу Воргольскому да татарам... Я, атаман, много про тебя думал. Попервам, не скрою, мы со Святославом Ивановичем и впрямь хотели тебя поймать и как татя повесить. Но потом... Короче, я предлагаю тебе вступить в мою дружину и начать новую жизнь. Что скажешь? Согласен?

Кунам промедлил лишь миг и... отрицательно замотал головой.

— Нет, княже, не согласен. Я уже привык к своей жизни и начинать новую... Нет, пока есть силы держать саблю в руках...

— Но против кого держать саблю-то? — воскликнул Александр. — Олега же нет!

— А татары? — прищурился Кунам. — Это вам, князьям, с ними ладить надобно, но у меня с ними ладу не будет. А как станут силы оставлять, уйду в монастырь, грехи отмаливать и готовиться к встрече с Всевышним.

Александр долго молчал. Потом усмехнулся:

— Ну хоть на пир-то в Дубок приедешь?

— Навряд, — твёрдо проговорил Кунам.

— Ладно, как хочешь, — вздохнул Александр Иванович. — Прощай, атаман!

— Прощай и ты, князь. Не поминай лихом...

Глава двенадцатая

— Совсем, Дёмка, сдурел! — гневно отчитывал сына Василий Шумахов. — Русских девок, што ль, мало? На кой ляд те сдалась эта татарка?! К тому ж не крещена и по-нашему ни бельмеса!

— Отец Максим её окрестит, — упрямо буркнул Демьян. — А потом обвенчаемся. И по-русски она уже кое-что понимает.

— Да брось, сынок! — скривился Василий. — Ну зачем нашей семье татары?

Демьян ухмыльнулся:

— Бать, а забыл, что твой отец касог?

Шумахов-старший на миг потерял дар речи. Возмутился:

— Не, ну сравнил!.. Касоги это... касоги! Они завсегда с русскими близко жили. Татарка-то тебе на что?!

— Она, батя, мне Марию покойную напоминает, — вздохнул Демьян. — Да и люблю я её.

На этот раз Василий молчал долго. Потом усмехнулся:

— Эт точно! Вылитая Мария... Ну ладно, парень, коли так...

Обрадованный Демьян рухнул на колени:

— Благослови, батя!

— Ещё чего! — оборвал сына Василий. — Басурманку благословлять! Вот окрестишь, тогда и приходите.

— Понял! — Демьян вскочил и побежал к Бултумай. Где словами, а где на пальцах объяснил ей суть дела и посадил на конька привычной девушке монгольской породы, сам прыгнул на муромского жеребца, и они поскакали в Поройскую пустынь.

Игумен Максим внимательно выслушал Демьяна, оглядел его суженую и спросил:

— А она хоть смысл таинства-то поймёт?

— Она уже кое-что понимает, — заверил Дёмка. — Моя Машка сообразительная.

— Ты ей и имя уже дал? Скор, однако! Магометанка али язычница?

— А кто её знает!

— Да захочет ли христианкой стать? — продолжал допытываться игумен.

— Захочет! — махнул рукой Демьян. И крикнул: — Маш, подь сюда! Ты хочешь стать христианкой?

— Хочешь! Хочешь! — торопливо закивала Бултумай.

Отец Максим вздохнул:

— Она оглашённая, рано ещё...

— Ради Христа, окрести, отче! — взмолился Демьян.

Игумен внимательно поглядел в глаза парня, словно всматриваясь в его душу, покачал головой.

— Ну, ладно... — И, махнув рукой, чтоб следовали за ним, пошёл в церковь.