— Если, конечно, его можно назвать мужчиной. Штука у него была такая вялая, что мне пришлось очень долго хлестать его, чтобы привести в божеский вид. Ничего путного с ним тогда не вышло, и наверное, с тех пор лучше не стало. Он бы тебя не заинтересовал, — надменно заключила она.
Она лежала в воде и размышляла, высунув длинный заостренный язык и в шутку пытаясь достать им до кончика носа. Ее грушевидные груди, поддерживаемые водой, казались чересчур крупными для столь хрупкого, почти тощего тела.
Я нарочно отвернулась от нее и, стоя перед зеркалом, расчесывала волосы, толком не осознавая, что делаю: голова шла кругом. На языке вертелись вопросы, но я не отваживалась их задать. Она, Урсула, знала, каково это — быть с мужчиной. Казалось, она не боится мужчин. Я представила Хейворда — старого садовника викария, беззубого, сгорбленного и немытого, и поразилась, как она могла заставить себя сделать это с таким отталкивающим типом.
— Я признаюсь тебе, — сказала она, прервав мои размышления, — если хочешь знать правду, я охочусь за Кеннетом. И мне кажется, его я тоже заполучу.
— Да неужто? — спросила я. Слова, сорвавшиеся с моих уст, испугали меня: это прозвучало так грубо.
— Да, я уверена в этом. И еще я убеждена, что смогу его проучить. Он прикидывается тихоней, но знаешь, Виктория, мне кажется, это просто ширма. По-моему, это прикрытие. Возможно, он тоже не прочь кое-чему научиться, и я хочу, чтобы ты помогла мне убрать с дороги эту набожную дурищу Анджелу.
Лицо у меня вспыхнуло, а колени подкосились. Урсула наблюдала за мной, сощурившись.
— Так, — сказала она, — и ты туда же. Неравнодушна к нему, да? Я угадала? Ты еще слишком молода, Виктория, и я не советую тебе становиться у меня на пути, — в ее голосе слышалась угроза.
— Ты не понимаешь, — начала я.
— Еще как понимаю, — тотчас возразила она. Чувствуя, что мне больше нечего добавить, я позволила ей от души поиздеваться надо мной. Она пристыдила меня за детское увлечение и сказала, что если бы моя мама догадалась об этих сантиментах, то: «Берегись, малышка Виктория!»
Я больше не могла это слышать. Вышла из ванной и направилась в свою комнату одеваться.
Я была в таком состоянии, что забыла запереть дверь, и как раз надевала сорочку, когда вошла Урсула. Она не постучалась, и я вздрогнула от неожиданности. Я возилась с лентой, застрявшей в волосах, и мне пришлось попросить Урсулу развязать ее. Я стояла к ней спиной и всячески старалась прикрыть наготу, прижимаясь к кровати. Распутав ленту, Урсула быстро сняла с меня сорочку через голову, велела повернуться, желая взглянуть, как я сложена, и добавила, что оказывает мне честь, ведь я — первая голая девушка, которую она видит в жизни. Я знала, что если хочу получить обратно одежду, спорить не следует, и поэтому повернулась к ней лицом. Она вскрикнула, увидев мягкий лысый холмик и плотно сжатые губки щели.
— Покажи! — сказала она сдавленным голосом. — Покажи вблизи!
Без долгих разговоров Урсула повалила меня на кровать, раздвинула мне ноги и с жадным любопытством стала рассматривать.
Затем, медленно протянув мне сорочку, она спросила, видела ли я когда-нибудь другую голую женщину. Я солгала, ответив, что нет. Она была озадачена. Я молилась о том, чтобы она не заметила дрожи у меня в голосе, ведь я думала об Анджеле, понимая, что Урсула сложена совсем не так, как мы с кузиной.
Мы оделись — при этом каждая погрузилась в свои мысли — и спустились к завтраку.
Кеннет и Анджела еще не вернулись с верховой прогулки. Это напомнило мне о собственном бессердечии: я даже не упомянула о том, что мой драгоценный Лучик охромел. Нужно сходить в конюшню и проведать его. Хоть я обожаю Лучика, я не хочу, чтобы он слишком быстро выздоравливал. Ведь мама не позволит мне пересесть на другую лошадь, пока я не повзрослею.
Позднее.
Джозеф пришел и сказал, что завтра Лучик будет готов к езде. Урсуле придется сесть на Грома. Она из кожи вон лезет, лишь бы привлечь к себе внимание Кеннета. Могу ручаться, что он доволен, хоть и делает вид, будто почти не замечает ее. Анджелу этими ужимками не проведешь. Она только что предложила мне прогуляться, оставив Кеннета с Урсулой наедине, чтобы они могли сыграть партию в крокет.