Ангелы с плетками

Когда мы вчера легли спать, Урсула без умолку шептала о Кеннете, восхищаясь его красотой, недюжинным умом и проницательностью. Она твердила, что намерена «заполучить его» и что парень его возраста и с такой внешностью, пусть даже совсем неопытный, станет лакомой добычей.

— Что ты об этом думаешь? — спросила она в темноте.

Я не ответила. Если б она только знала! Но я ничего не могу рассказать… Это чудовищная мысль, однако, признаться, я отчасти надеюсь, что ее неприкрытое распутство отвлечет их внимание от меня.

Похоже, они выжидают. По крайней мере, после переезда Урсулы они ведут себя благоразумнее, а по вечерам, проверив мой дневник, уходят к себе в комнаты и запирают дверь на ключ.

Мне только что пришла в голову внезапная кошмарная мысль. Своим развязным поведением Урсула, несомненно, раскрыла собственные намерения. В таком случае им нечего бояться. Так чего же они ЖДУТ? Я нисколько не доверяю Урсуле. Она рабски потакает собственным желаниям. Этим двоим достаточно внушить ей что-нибудь, и она объединится с ними, став третьей моей мучительницей.

И все же, вспоминая викария, я задаюсь вопросом, как такой стойкий поборник добродетели и благочестия, такой в высшей степени порядочный и, можно сказать, непреклонный в своей добродетельности человек, как мистер Гарет, мог произвести на свет столь бесстыдную, беспринципную, аморальную дочь? При одной мысли о старом садовнике я вздрагиваю в отвращении. Но теперь я знаю: то, что люди зовут удовольствием, приводит в самые бездны вырождения. Эта цепочка мыслей почему-то привела меня к Незабудке. Мне удалось избавиться от ее постоянного присутствия, пожаловавшись, что якобы она будит меня по ночам… Я попросила поставить ее корзинку в комнате для шитья. Недавно мама упрекнула меня, что я потеряла всякий интерес к этому восхитительному маленькому созданию.

— У тебя все начинается с бурного восторга, Виктория! Избыточный восторг в самом начале неизбежно приводит к последующему разочарованию. Поэтому я всегда рекомендовала тебе сдержанность.

Я лишь покраснела и запнулась, когда, сказав, что я должна учиться постоянству в своих привязанностях, мама пожурила меня за излишнюю застенчивость, особенно по отношению к ней, ведь она моя наставница, подруга, любящая мать и одновременно желанная наперсница.

Ох, как я запуталась.

Позднее.

Я должна учить французский, но мне никак не удается сосредоточиться на «Полиевкте»[37]. Я не могу думать ни о чем другом, кроме этих двух… или, возможно, впредь я должна писать «этих трех»?

Я была еще в постели, когда Урсула поднялась в комнату переодеться после завтрака. Как только она вошла, я заметила, что она в сильной ярости, хоть и не говорит ни слова. Урсула срывала с себя одежду, с грохотом выдвигая и задвигая ящики: мне показалось, будто она хочет выместить на чем-нибудь злобу, но, не в силах найти подходящий объект, мечется во все стороны.

Кеннет говорит, что обожает мой точный анализ:

— Ты так превосходно разбираешься в себе самой! Это редкость, моя пизденка, большая редкость! Не каждому дается такой ясный ум, душа и плоть… и плоть, повторяю. Не пренебрегай плотью, Виктория. В тебе есть эта склонность. Продолжай.

Он велел мне записать эти фразы, и я записала.

Я собиралась спросить Урсулу, что с ней, как вдруг она рухнула на кровать и горько зарыдала. Я подошла и попыталась ее успокоить. Спросила, что ее беспокоит, но она оттолкнула меня кулаком и сказала, чтобы я убиралась и оставила ее в покое.

Она была в таком состоянии, что я решила: лучше сделать, как она велит. Не дожидаясь, пока мисс Перкинс придет и снимет компресс, я удалилась в ванную. Что же могло случиться?

Теперь я должна спуститься к ужину. Я останусь наедине с дорогой мисс Перкинс — этим образчиком здравомыслия, столпом уверенности и непогрешимым советчиком моей неопытной души. Остальные пойдут на ужин с музицированием к леди Хоукс. Мне придется остаться, поскольку мама считает, что от холодного ночного воздуха зуб опять может разболеться. Я спросила, нельзя ли воздержаться от верховой поездки завтра утром, и пояснила, что мне гораздо лучше, но я боюсь пронзительных болей от резких толчков, ведь если я сяду в седло, мне грозят ужаснейшие страдания.

— Ужаснейшие страдания? Бедняжка! Тогда оставайся завтра дома.

Позднее.

Мы провели вдвоем чудесный вечер. Пару раз мне хотелось положить голову на колени мисс Перкинс и все рассказать. Но я так и не смогла себя заставить. Ведь потерять ее нежную любовь и уважение казалось мне еще горшей участью.

Забыла упомянуть, что сегодня утром мы получили первое письмо от папы. Он поделился с нами новостями. Пишет, что Рим — невероятно интересный город.

Воскресенье

Мы все, как обычно, пошли в церковь. Викарий читал очень длинную и, по моему скромному мнению, очень скучную проповедь. Они с мамой подготовили ее вместе. Текст был из 1-й главы Исаии:

«Омойтесь, очиститесь»[38].