Ну, точнее, не совсем умер. Он сделал то, что еще не так давно было бы равно смерти: у него наступила желудочковая фибрилляция, и сердце перестало качать кровь. Конечно, его сердца я не видел. Зато видел, как он, беседуя со мной, внезапно задохнулся, откинул голову на подушку, закатил глаза и замер. Как будто этого было недостаточно, монитор тут же запищал, а по экрану побежала хаотичная ломаная линия, указывающая на желудочковую фибрилляцию.
Помню, я ни на секунду не задумался, что мне делать: практически рефлекторно я развернулся к дефибриллятору, схватил электроды и начал искать накладки – ватные подушечки, смоченные в физрастворе, которые защищают кожу груди от ожога при разряде, одновременно полностью проводя заряд через сердце.
Их не было.
Позднее медсестра, конечно же, показала, что они были прямо передо мной, в боковом отделении тумбы дефибриллятора. В этом смысле я безнадежен: жена всегда говорит, что я ничего не могу найти даже у себя под носом. Через пару секунд дефибриллятор полностью зарядился, у пациента по-прежнему была желудочковая фибрилляция, а у меня все так же не было накладок.
Времени на поиски не осталось. Я схватил электроды, приложил их, как были, прямо к груди, и нажал кнопку.
Разряд сработал. Как в телесериале, тело пациента подскочило, руки взлетели и упали, он громко захрипел, открыл глаза и в следующее мгновение полностью очнулся. Монитор опять показывал нормальный ритм. Он пришел в себя так быстро, потому что мозг почти не оставался без кислорода.
Тут прибежала обратно медсестра, и уже не одна, а с еще несколькими, и мы начали вводить пациенту медикаменты против аритмии, чтобы остановка сердца не повторилась.
И вдруг он заговорил.
– Что это было?
В его голосе слышалось удивление и тревога.
Я напустил на себя ученый вид и ответил, что у него остановилось сердце и мне пришлось применить электрический заряд, чтобы снова его запустить – прошу прощения, сэр, если вам было больно.
– У меня остановилось сердце?
В замешательстве он потряс головой.
– Не может быть!
– Почему? – спросил я.
– Я думал, что заснул.
На секунду пациент замолчал. Лицо его стало недовольным.
– Я видел такой чудесный сон!
Была середина восьмидесятых, и рассказы об опыте клинической смерти только-только начинали проникать в печать. Все сестры в боксе замерли, уставившись на него. И я тоже.
– Что вам приснилось? – задал я, наконец, вопрос.
Он опять потряс головой.
– Точно не вспомню. Знаю только, что был в каком-то удивительном месте. И там была дивная радуга.
Никто не произнес ни слова.
Потом он перевел взгляд вниз, на грудь, где уже начинали проступать ярко-красные ожоги от электродов. Пациент явно огорчился.
– А потом, – сказал он, – вы меня ударили током.
Определенно, он был недоволен тем, что я так резко вырвал его из прекрасного сна.
Не помню, что я ответил. В любом случае, пациент быстро понял, что происходит. Мы продолжили вводить лекарства, я вызвал кардиолога, и через полчаса его уже увезли на катетеризацию, а потом в отделение сердечной реанимации. Через пару дней отметины от электродов побледнели, как бледнеют солнечные ожоги, и пациент начал поправляться.
Но я совершенно точно запомнил, что до тех пор, пока его не увезли наверх, сестры, помогавшие мне, одна за другой под любым предлогом ныряли в его бокс, чтобы с ним поговорить.
Я к нему не пошел. Поэтому не знаю, что еще он запомнил о своей короткой вылазке в страну дивной радуги.
Глава десятая
Бывает даже здорово
Время от времени меня спрашивают, что в работе врача экстренной медицины нравится мне больше всего. Спрашивающий обычно подразумевает всякие эффектные процедуры – интубацию или реанимацию, – или быструю постановку правильных диагнозов. И такие вещи, когда случаются, действительно приносят массу удовлетворения.
Но правильный ответ все-таки другой. Должен признаться, что для меня самое любимое – то есть приносящее удовлетворение, радость, ощущение отлично выполненной работы и одновременно позволяющее поразить восторженных зрителей – это, вне всякого сомнения, вправление «нянькиного локтя».
То есть… что?
На медицинском языке эта травма называется подвывихом локтевого сустава. Обычно она случается у детей в возрасте от двух до пяти лет или около того, хотя однажды я видел ее и у семилетнего. Ее можно заработать и в игре, но чаще всего такую травму дети получают, когда взрослый – или та самая «нянька» – ведет их за руку, откуда и название. Взрослый держит ладонь ребенка в своей; когда они подходят к лестнице или просто к какому-то возвышению, он приподнимает ребенка за руку, чтобы помочь подняться. Получается, что сначала рука полностью разгибается, а потом ее тянут вверх с силой, достаточной, чтобы приподнять малыша над землей. Зачастую так и происходит травма.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное