Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Мариньи не был полностью в курсе дела и поэтому не понял смысла писем кардиналов и короля; так, король был вынужден объяснить ему, по секрету, в чем было дело, – по крайней мере, об этом он сообщает в своей цедуле. Мы не думаем, что Ангерран был настолько наивным, каким хотел себя представить. Он не мог не знать о том, в чем обвиняли Бонифация VIII, но считал более разумным казаться папе и кардиналам абсолютно несведущим в этом деле. Поскольку он не принимал никакого участия в кампании против Бонифация и папского престола, Мариньи посчитал, что будет лучше притвориться, будто он ничего не знает о прошлом, и попросить у Климента V помощи в новых делах. Таким образом, становится понятно, почему Ногаре и Плезиан, которые находились рядом с Мариньи, пребывали в тени на протяжении переговоров в марте-апреле 1311 г. Убеждая всех в своем справедливом усердии, они оказывались заинтересованными лицами, следовательно, на них падало подозрение. А поскольку это дело не представляло для Мариньи никакой личной выгоды, он мог гораздо эффективнее служить интересам короля.

Тем же самым принципом французы, и Мариньи в том числе, руководствовались, согласившись, чтобы прощение не было даровано тем, кто грабил в Ананьи.[1051] Таким образом, булла под названием «Rex gioriae virtutum» от 27 апреля положила конец бесконечным спорам по поводу Бонифация VIII, и влияние Мариньи на принятие этого решения, без всяких сомнений, весьма ощутимо. От проведения курса политики, предложенного Ногаре, само собой, отказались.

Мариньи действовал не в одиночку. На ход событий повлияли также некоторые клирики: Пьер, аббат Сен-Медара в Суассоне, и Жоффруа дю Плесси, протонотариус Франции, избранный епископом Эвре. Во многих случаях мы обнаруживали, что предпринимаемые ими совместные усилия были созвучны деятельности Ангеррана. Их частое присутствие при дворе в Риме предоставляло им возможность близко познакомиться с политикой понтифика и, следовательно, давать полезные советы Мариньи. Тогда как Ангерран никогда не поддерживал отношений с Ногаре или Плезианом, его письмо к Маго, написанное примерно в. то же время, когда разворачивались описываемые нами события, дает понять, что он питал глубокое доверие к «аббату Сен-Медара» и «мессиру Жоффруа дю Плесси», к которым он даже посоветовал графине Артуа обратиться по очень важному и секретному делу.[1052] Наконец, именно аббат Сен-Медара в декабре 1310 г. заявил от своего имени и от имени Ангеррана, что как Мариньи, так и ему казалось целесообразным отсрочить коронацию Генриха VII.[1053] Аббат действительно был доверенным лицом Мариньи и его сотрудником в делах, связанных с папством.

Мы остановимся еще на одном вопросе; речь идет об особом расположении Климента V к Ангеррану. Подтверждаемое скандализованными этим фактом современниками, это расположение действительно имело место: свидетельствуют об этом присуждавшиеся королевскому камергеру почетные и более существенные привилегии. Мы уже говорили о том, что Бертрану де Го сначала не было известно о том, кто такой Мариньи. Как и в регистрах Бонифация VIII, в первом томе регистров Климента V не упоминается имя Ангеррана. Лишь приняв во внимание утверждение одной из хроник «Он сделал одного из своих кузенов кардиналом в Риме»; Hist. Fr., t. XXI. p. 149,[1054] в которой повторялись слова из «Романа об уродливом Лисе»,[1055] Лизеран смог высказать мнение о том, что возвышение Фревиля до сана кардинала в 1305 г. – дело рук Мариньи.[1056] Но начиная с 1307 г. во время каждого визита к папскому двору Ангерран получал от понтифика отраженные в буллах привилегии для себя, своих родственников или друзей. Поскольку мы уже о них говорили, здесь мы хотим только лишь подчеркнуть важность этого факта для оценки положения Мариньи. С мая 1307 г. и до смерти понтифика Климента V для Ангеррана было выпущено, по крайней мере, восемьдесят булл.[1057] Таким образом, он оказался на втором месте среди людей, добившихся подобных милостей для себя или для других: кардинал Раймонд де Го упоминается в регистрах сто раз, Арнольд де Пеллегрю восемьдесят раз, Бертран де Го пятьдесят раз и Раймонд-Гильем де Фарж только пятнадцать раз;[1058] следовательно, Мариньи был облагодетельствован больше, чем большинство племянников папы!