Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Утренний снежок сменился поземкой, и, хотя зима еще не наступила, было холодно. Вечерами дорога покрывалась снегом, становясь все хуже и хуже, а так как, как нам сказали, между Тамбовом и Рязанью она вообще станет жуткой, мы решили поторопиться. С конца осени и до установления снежного покрова путешествие превращается в настоящую пытку. Прекрасное шоссе существует только между Рязанью и Москвой и далее идет до Варшавы.

Несмотря на плохие дороги, лошадей нам давали хороших, а почтовые станции, в основном построенные недавно, были превосходны. Ясным морозным утром примерно в шесть часов 24 октября мы прибыли в Тамбов, чья почтовая станция, находившаяся на базарной площади, на удивление оказалась невообразимо грязной[494]. Выкрашенные в яркие цвета деревянные дома главной улицы города[495] имеют довольно необычную форму и напоминают чайные павильоны. Третья часть Тамбовской губернии покрыта черноземом, и в лучшие годы она производит зерна больше необходимого ей. Население Тамбова составляет с десяток тысяч человек[496].

Поскольку окрестности города накануне жатвы выглядят совершенно иначе, чем в дни нашего пребывания, то я процитирую письмо моего друга, посетившего эти места в лучшее время года: «Желательно, чтобы вы побывали в этих местах в тот же сезон, что и я, т. е. до сбора урожая, – это было бы весьма интересно вашим читателям. Проведя в пути ночь, вы сразу представите, какое впечатление произвело на мой северный разум открытие на рассвете занавесок кибитки – во все стороны до горизонта простирался огромный океан зрелой пшеницы, но особенно поражало полное отсутствие лесов. А когда солнце поднялось повыше и подул легкий ветерок, вы, будучи художником, можете вообразить себе великолепие красок, когда его лучи почти горизонтально падают на колышущуюся ниву. Я остановился у одного знакомого в нескольких верстах от Тамбова, а потом мы отправились на маленьких эриваньских лошадках[497] через огромные поля пшеницы. «И куда вам столько зерна?» – опросил я. «Ну, – ответил мой приятель, – часть съедят мыши и жуки, часть крестьяне оставят себе, причем в основном перегонят в водку, а остальное продадут на соседних рынках, если, конечно, смогут оплатить перевозку». Мужик лежал на спине, грея на солнце свое пузо, а рядом валялась его лопата. Мне захотелось узнать, на какую глубину залегает здешняя плодородная мелкозернистая почва и что находится под ней. Я начал было копать, но под тамбовским солнцем это занятие оказалось довольно изнурительным, к тому же стоявший рядом с фуражкой в руке мужик смотрел на меня как на сумасшедшего, которому потакает мой друг, а его хозяин. Поэтому я вручил ему лопату и гривенник (4 пенни), и он принялся за работу, но углубившись фута на четыре, остановился – для продолжения нужно было расширять яму. Почва представляла собой сплошной чернозем без камней, во всяком случае таких, которыми можно было отогнать бродячего пса. Я наивно спросил у своего друга о системе севооборота, чем очень удивил его. Он сказал, что один год выращивает пшеницу, на второй вспахивает землю плугом, практически не имеющим железных деталей, и вновь засевает ее пшеницей – так здесь делали всегда. «Но разве землю не оставляют под паром?» – удивился я. «Да-да, – было сказано мне, – иногда урожая бывает столь много, что его невозможно выгодно продать, поэтому на следующий год засевают поле поменьше, а остальное зарастает травой». Между Рязанью и Тамбовом я все же обнаружил песок, лежащий под слоем чернозема, но так и не понял, был ли это нижний слой почвы, или же, как в другом случае, – глинозем».

Дорогу, которая до сих пор была твердой и относительно ровной, дальше размыл дождь, и нам пришлось изрядно помучиться, добираясь до Рязани. Даже имея в упряжке пятерку лошадей, ямщики были вынуждены часто съезжать на пашню или срезать путь. Но хуже всего, пожалуй, были мосты с их гнилыми бревнами и прорехами, где лошади в любой момент могли сломать себе ноги. Если бы, пропуская на мосту встречное транспортное средство, мы сошли с накатанной колеи, то обязательно попали бы в беду. Я нигде не встречал столько грязи и ветхости и очень рад, что начал поездку не отсюда, иначе бы заранее разочаровался в предстоящем длительном турне.

Красивая аллея, высаженная вдоль тракта, ведет к подножию холма, на котором стоит Ряжск[498]. Мы с трудом карабкались по крутой и каменистой дороге. С высоты виднелись равнина, дорога и длинная извилистая аллея нежных, поникших берез, прекрасных раньше и безобрасных сейчас. Мы обогнали правительственного курьера и множество простых пассажиров. «Dulce mari e magno»[499]. Ночью похолодало, и дорожная слякоть замерзла. Утром нам пришлось пару часов дожидаться подачи лошадей, и за это время грязь, налипшая на колеса тарантаса, застыла настолько, что ее пришлось сбивать топором. Потом пошел снег, и около шести часов на девятый вечер после отъезда из Астрахани мы завершили последний этап нашего маршрута и остановились в Рязани в отеле рядом с почтовой станцией.