Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Из Нижнего Новгорода путь продолжается на пароходе по Волге – невообразимо широкой реке с быстрым течением. Через сутки после отправления из Нижнего, как сокращенно называют этот город, судно, преодолев 254 мили, прибывает в Казань. Обратный путь занимает гораздо больше времени. Маршрут обслуживают пароходы того же типа, что бороздят реки Соединенных Штатов Америки, и суда, построенные по образцу европейских морских кораблей, поэтому пассажиры, которые представляют все слои общества, чувствуют себя весьма комфортно. Плата за проезд невысока, а на каждой остановке местные торговцы предлагают различные блюда, холодную жареную дичь, вареные яйца, рыбные пироги, хлеб и выпечку.

И вновь я прибегну к помощи образного пера мистера Кристи, описавшего свой путь из Нижнего Новгорода: «Плывя на пароходе по Волге, мы могли рассмотреть часть наших попутчиков. Сидя на закате на верхней палубе, упиваясь замечательным видом реки и ее берегов, три татарина – а татары являются магометанами – взобрались на один из кожухов гребного колеса, и, разложив на нем свои коврики, приступили к вечерней молитве. Один из них был старик, другой – средних лет мужчина, а третий – юноша. Старик выглядел суровым – он искренне верил в своего Бога. Во взгляде татарина среднего возраста сквозило равнодушие, он воспринимал молитву как само собой разумеющееся действо, шустрый же юноша получал при этом искреннее удовлетворение. Как приятно было смотреть на этого благообразного отрока! Обратившись лицом к Мекке, они совершали низкие поклоны, потом встали на колени и стали читать молитвы. Временами они касались ковриков лбами. Так продолжалось четверть часа, затем, проведя обеими ладонями от лба до подбородка, они встали, сложили коврики и растворились среди пассажиров. На рассвете они повторили этот обряд. Если хотя бы сотая часть христиан относилась к религии с таким же рвением, то это было бы полезно как для них самих, так и для христианства в целом. Упомянутые татары были маленькой торговой артелью и возвращались с ярмарки на свой Восток. Был там еще один торговец, тоже татарин, прилично, если не сказать богато, одетый. Он приехал из Сибири и на ярмарке торговал мехами. Продажи шли успешно, но соболей покупали плохо, ибо всех интересовал мех серебристой белки. На борту было много простых русских крестьян, одетых в длинную овечью шкуру шерстью вовнутрь. Такое одеяние вызывает у всех улыбку, но лично я отношусь к нему положительно. Если бы бедные, а часто и плохо одетые английские рабочие в отдельных местах нашей страны встретили бы русского крестьянина в его простой фуражке, высоких сапогах и в пальто, то приняли бы его за джентльмена! Поэтому если однажды мне придется жить в России зимой, и я не смогу приобрести меховую одежду, то без раздумий выберу овчину, несмотря на всю ее странность, и не прогадаю.

Вы, конечно, хотите узнать, что написано на лицах русских крестьян? Мы всегда стараемся видеть в человеке хорошее. Когда греческий скульптор выезжал за границу, чтобы подыскать для себя модель, он искал прекрасное, а не пороки, и часто обнаруживал красу в глазе, рте или носе довольно заурядного лица. В отличие от грека, современный критик (и путешественник) – но не я! – обычно ищет какие-то изъяны. При всей невзрачности и грубости лицо русского крестьянина отличает спокойствие и кротость – качества, прекрасные сами по себе, но которые несомненно усилятся, когда его потомки станут культурнее. Эти молчаливые мужи с вкрадчивым голосом иногда могут срываться на гнев подобно всякому человеку.

На пароходе с нами плыли несколько солдат, направлявшихся в какой-то отдаленный гарнизон. Они везли с собой множество тюков с маркировкой Красного Креста[521]. Бедняги! Они были плохо одеты и, видимо, дурно питались. Если бы они получали мясо, как наши военные, то не были бы такими замухрышками. Мы разговорились с двумя из них. Оказалось, что на другой работе им платили по десять копеек в день – почти в два раза больше, чем сейчас. Я подарил одному из них серебряную монету, от чего он сильно расчувствовался. Управитель Рикард спросил у этого солдата, что он на нее купит. «О, – воскликнул солдат, – в первую очередь щи и несколько стаканов чая». Другому служивому мы дали с полдюжины яблок. Он принял их с распростертыми объятиями, вытащил из своего вещмешка кусок черного хлеба, посолил его, сел, трижды перекрестился и начал привычную для всякого непритязательного человека трапезу. Поев, он снова перекрестился.