Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

Телефон Томаса Харриса тоже прослушивался, поскольку Филби часто бывал у него. После разговора Эйлин Филби с офицером МИ-6 Николасом Эллиотом Харрис тоже попал под подозрения. Подозревали и наставника Бёрджесса в разведке Дэвида Футмена. Роберт Сесил, современник и биограф Дональда Маклина, имевший связи в разведке, как-то сказал Дику Уайту: «А как насчет Дэвида Футмена? Он совершенно не обязательно вне подозрений». На это Уайт ответил: «Ты можешь сказать это снова»[844].

3 ноября 1951 года комиссия Кадогана, созданная 7 июля, дала свое заключение. Она собиралась пять раз, было допрошено шесть свидетелей – три сотрудника из Форин Офис и по одному из канцелярии кабинета министров, МИ-5 и Скотленд-Ярда. Проблема заключалась в том, что это была комиссия Форин Офис, в ней не было людей со стороны. Она ничего не обсуждала с комиссией гражданской службы, которая производила отбор, равно как и с психологами и другими специалистами по персоналу.

Была усилена позитивная направленность, начавшаяся с зимы 1951 года. Раньше кандидатов тщательно проверяли, чтобы установить возможные негативные факторы. Теперь требовалось, чтобы все гражданские служащие, имеющие «регулярный и постоянный доступ к секретной оборонной информации», и те, кто имеет доступ к «секретной информации об атомной энергии», должны пройти тщательную проверку и получить положительные характеристики. Под эту категорию попадало около 125 должностей в Форин Офис, и все сотрудники были проверены к ноябрю. Лазейка заключалась в том, что все вышеуказанное не относилось к тем, кто не имел «регулярного и постоянного доступа». Это усовершенствование требовало создания во всех департаментах собственных служб безопасности, которые и занимались проверкой – хотя адмиралтейство, к примеру, не сделало этого до 1961 года, – и проверка прошлого не велась[845].

Предполагалось, что, если кто-то дискредитировал Форин Офис – будь он гомосексуальным или гетеросексуальным, – он должен уйти в отставку. Даже если не было скандала, за этой личностью будут наблюдать, в том числе за ее встречами, поскольку всегда есть риск шантажа. Система конфиденциальных докладов глав миссий о своем персонале усовершенствовалась, хотя комиссия с пониманием отнеслась к нежеланию коллег стучать друг на друга. Это было только начало, но для реализации всех планов требовалось время и огромные ресурсы. В декабре Лидделл записал: «Сейчас мы рассматриваем около 5 тысяч дел за неделю»[846].

В апреле 1952 года Джон Кернкросс был допрошен относительно бумаг, найденных в квартире Бёрджесса. Лидделл записал в дневнике: «Его заявления немного противоречивы. С одной стороны, он говорит, что давал Бёрджессу информацию, поскольку считал его работающим на какую-то правительственную организацию, а значит, передача ему информации в его, Кернкросса, интересах. С другой стороны, утверждал, что сильно нервничал, пытаясь получить свои документы обратно, но Бёрджесс сказал, что или потерял, или уничтожил их»[847].

Джек Хьюит оказался головной болью и для Бланта, и для Риса. Он несколько раз угрожал покончить жизнь самоубийством и однажды даже попал в больницу. Он просил у Питера Поллока деньги и в конце концов получил их. Блант также сообщил Лидделлу, что Хьюит, судя по всему, передал какие-то документы человеку по имени Дженкинс, который попытался шантажировать Бассетов[848].

В апреле 1952 года Блант, одолжив денег у Томаса Харриса, выплатил крупную сумму человеку по имени Вудс, который, судя по всему, был заодно с «Дейли мейл», располагая «грустной историей о том, как он был обманут Хьюитом и вовлечен в присвоение средств компании Head Wrightson. Если деньги не будут возвращены, компания предъявит иск. Блант, зная душевный настрой, в котором находился Хьюит в то время, согласился платить»[849].

Тревоги относительно поведения Хьюита продолжались. Испытывая материальные трудности, он сделал ряд заявлений, в том числе о том, что был любовником Бёрджесса, Бланта и Фреда Уорнера, и попытался вовлечь Уорнера, опубликовав в «Дейли экспресс» поддельное письмо[850]. В ноябре он был снова вызван на допрос в МИ-5. Кеннет де Курси, искатель приключений, действовавший на краю мира разведок, написал Энтони Идену, назвав имена шпионов, включая Уорнера.

Лидделл все еще отрицал причастность Бланта, даже после того, как его назвал другой информатор. В июле 1952 года он записал в своем дневнике: «Я верю, что Блант баловался коммунизмом, но продолжаю считать маловероятным, что он когда-либо был членом этой партии. Всю свою жизнь он был занят художественными проблемами и никогда по-настоящему не интересовался политикой. Однако я полагаю, что, ввиду его близкой связи с Бёрджессом, он вполне мог проявлять неосторожность в обсуждении дел, с которыми работал в офисе»[851].