Правительство оказалось в сложной ситуации. Необходимо было показать, что оно действует, стараясь успокоить американцев и удовлетворить общественный интерес. Однако англичанам не хотелось потворствовать сенсационности, выглядеть маккартистами и слишком откровенно вмешиваться в деятельность разведслужб. Форин Офис и МИ-5 опасались, что беглецы выступят на пресс-конференции, поставив в еще более неловкое положение британские и американские власти.
Правительству удавалось контролировать серьезную прессу, в первую очередь «Таймс» – газета проводила линию, рекомендованную Форин Офис, утверждая, что это всего лишь пьяная выходка двух мелких чиновников от дипломатии. Но ему ничего не удавалось сделать с «Экспресс» и «Мейл», владельцы которых стремились сделать исчезновение двух дипломатов инструментом воздействия на правительство, одновременно увеличив тираж. Неспособность властей справиться с кризисом углубило недоверие к правительству. В отличие от скрытности британских властей, старавшихся минимизировать ущерб, американцы казались более открытыми и рассказывали совсем другую историю.
В то время как Герберт Моррисон утверждал, что Маклин не имел доступа к секретной информации, госсекретарь США Дин Эчесон эмоционально заявил: «Мой Бог! Он [Маклин] знал все! Если Бёрджесс и Маклин отправились в Москву, это будет иметь серьезнейшие последствия. Конец протоколу встречи заместителей министров иностранных дел»[852]
. Встреча заместителей министров иностранных дел – ничто в сравнении с тем, что знали два дипломата о создании НАТО, корейской войне, японском мирном договоре и создании атомной бомбы.Пока американцы и англичане публично ссорились, русские молча наблюдали. Было лишь одно мимолетное упоминание об исчезновении от советского агентства ТАСС. Британские дипломаты были удивлены тем, что ничего не сделано для использования преимуществ ситуации. Было неясно, то ли русские разыгрывают какую-то очень дальновидную партию, или они попросту не знают, что делать.
Однако средства массовой информации по достоинству оценили историю, и целому ряду авторов было предложено отдать ей должное. В августе 1952 года Роальд Даль написал статью об исчезновении для издания «Уименз хоум компани» под названием «Большой фокус с исчезновением». Правда, она так и не была опубликована. Спустя пять месяцев Эрик Эмблер написал две статьи, в одной из них, под названием «След исчезнувших дипломатов», он предложил «несколько ключей к разгадке одной из самых удивительных тайн современности. …Их исчезновение дало полиции свободной Европы и всего западного мира величайшую тайну после смерти или исчезновения Адольфа Гитлера»[853]
.Интерес газетчиков к истории Бёрджесса и Маклина стимулировал и других авторов. Очень скоро на свет появились и книги. Первой стало произведение Сирила Коннолли, знавшего обоих пропавших. Очерк на пятидесяти семи страницах, озаглавленный «Пропавшие дипломаты» (The Missing Diplomats), был основан на подборке статей из «Санди таймс». Он содержал довольно точные описания обоих пропавших, но не добавил к истории ничего нового.
В марте 1953 года умер Иосиф Сталин. Вскоре после этого за вождем последовал его ближайший последователь и главный шпион – Лаврентий Берия. Советский Союз стал более открытым обществом. В сентябре Мелинда Маклин с помощью советской разведки тихо перебралась через Швейцарию в Россию к своему мужу[854]
.В течение всего 1953 года, когда дипломатов стали «видеть» менее часто, британская пресса сменила тактику и начала размышлять о «тайной руке» пропавшей пары в советских дипломатических кругах, попутно наделив Бёрджесса и Маклина самыми разными новыми инициативами. Стали выдвигаться предположения, что в советских заявлениях появился глянец Форин Офис. Роджер Макинс, теперь ставший британским послом в Вашингтоне, шутливо написал сэру Уильяму Стрэнгу: «Последняя острота здесь – неопределенность текущей советской политики вызвана борьбой за власть, ведущейся в Кремле между Бёрджессом и Маклином»[855]
.Хотя, согласно официальной позиции, о пропавших дипломатах ничего не было слышно, имелась информация, что они живы. Накануне Рождества 1953 года Эвелин получила длинное письмо от сына, которое дает представление о существовавших между ними эдиповых отношениях. Письмо было датировано ноябрем и отправлено из Южного Лондона.
«Дорогая мама,
мне было очень трудно решить, должен ли я написать тебе или нет, – я боялся, что письмо причинит тебе больше боли, чем мое молчание. Но все же решил, что ты захочешь знать, как живет твой старший сын и что его любовь к тебе нисколько не изменилась – только усилилась.
Это письмо должно прийти после дня твоего рождения, о котором я не забыл, и как раз вовремя, чтобы пожелать тебе веселого Рождества и самого счастливого Нового года. Я мысленно присоединяюсь к тосту, который всегда произносит Джек – «за твои прекрасные глаза». Попроси его, чтобы он в этом году поднял бокал еще раз – от моего имени.