Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

«Ты родился слишком рано, чтобы столкнуться с этим в возрасте, когда человек действует. А интеллигенция 40-х и 50-х – слишком поздно. Я из поколения «пистолетного выстрела» 30-х годов. Я замечаю, что интеллектуалы 60-х, молодежь в Олдермастоне, снова столкнулась с постоянной пальбой. Я замечаю это с удовольствием – человеку свойственно приветствовать тех, кто попадает с ним в одну лодку, и с грустью – они еще не знают, как много трудностей у них на пути!»[1052]

Он отказался верить, что его Бог покинул его, как Кестлера, Спендера и других попутчиков. У католиков, во время правления Елизаветы работавших для победы Испании, и у исламских спящих была уверенность в правильности выбора. Это был, как написал Грэм Грин о Филби, «логический фанатизм человека, который, однажды обретя веру, не намерен ее терять из-за несправедливостей или жестокостей заблуждающихся человеческих инструментов»[1053].

Бёрджесса вело вперед сильное чувство истории, которую он впоследствии неправильно истолковал. Горонви Рис писал: «Истина заключалась в том, что Гай, когда бывал трезв, обладал способностью к историческим обобщениям, что является редчайшим интеллектуальным качеством. Именно оно придавало разговорам с ним на политические темы уникальное очарование и вызывало восхищение. Эта сила была, по моему мнению, природной и инстинктивной. Он мог стать величайшим историком. А стал коммунистом»[1054].

Так же как XIX век принадлежал Британской империи, по мнению Бёрджесса, ХХ век принадлежал России. Джордж Вайденфельд вспоминал, как на одной из вечеринок у баронессы Будберг Бёрджесс обвинил его в «сидении на заборе» из-за того, что он поддерживал проевропейскую политику Британии. Он заявил: «Нет такой вещи, как европейская политика. Ты или Америку выбираешь, или Россию. Люди могут сами решать, что выбирать, но Европа – это нечто крайне неопределенное, чего просто не существует»[1055].

В «Тайном агенте» Грэма Грина персонаж говорит: «Может, я и не прав, но выбор сделан окончательно. Только история рассудит, кто был прав и кто виноват»[1056]. То же самое можно сказать о Бёрджессе.

Создать жизнеописание Бёрджесса невозможно без понимания интеллектуального вихря 1930-х годов, особенно в среде молодых и впечатлительных. В «Англичанине за границей» Бёрджесса спрашивают, почему он стал шпионом. Он ответил, что в то время это казалось единственно правильным решением. Для Бёрджесса и других их обращение имело сильные политические корни, но большинство членов кембриджских ячеек все же не шпионили на русских и, по сути, утратили коммунистический пыл в 1939 году после заключения советско-нацистского пакта или в 1956 году после вторжения в Венгрию. А многие – просто потому, что им было некогда – надо было зарабатывать себе на жизнь.

Так почему же Гай Бёрджесс не свернул с избранного пути? Отчасти потому, что, выбрав свою футбольную команду, он оставался ей преданным «и в горе, и в радости» и был способен на всякого рода интеллектуальные кульбиты, чтобы только идти в ногу с изменяющейся ситуацией. Он остался, поскольку ему льстило понимание того, что есть реальный шанс повлиять на развитие событий. Став свидетелем гибели одной империи, он решил связать свою жизнь с другой, которую считал менее материалистичной. А еще он остался, поскольку русские не позволили ему остановиться и потому что ему нравилась его тайная роль, при которой на него охотились и собаки, и зайцы.

Бёрджесс был испорченным ребенком, избалованным матерью при отсутствии отца, – это было характерно для нескольких представителей Кембриджской группы. Ему никогда не устанавливали границ. Мать, которая не сделала этого, судя по всему, была благодарна сначала Дартмуту, а потом Советскому Союзу, которые пытались его ограничить. Не имея сильного морального компаса, Гай Бёрджесс оказался не защищенным от изощренных советских вербовочных техник, обещавших эмоциональное возбуждение и сознание собственной значимости. Советы распознали его стремление к тайной опасности в его личной жизни, но также чувство вины и подспудное желание искупления и использовали все это в своих целях.

Апостолы были плодородной средой для вербовки. Общество привлекало людей, которых пленяла тайна, верность высшим идеалам и чувство своего превосходства. Бёрджесс был, вероятно, классическим примером теории его знакомого – Сирила Коннолли о замедленном развитии, Питером Пеном, который так никогда и не вырос. Коннолли писал, что ребенок, чья потребность в любви не удовлетворена, чье стремление к власти натолкнулось на препятствие и внутреннее чувство справедливости деформировано… со временем может попытаться стать революционером или диктатором[1057]. Служение Советскому Союзу дало Бёрджессу настоящее дело после того, как потерпели неудачу его другие амбиции. Чувство цели, Новое начало после неприятия, возможность сотворить героическую роль для самого себя.