Если Бёрджесс рассчитывал, что победа лейбористов может привести к сближению с Советским Союзом, он быстро лишился иллюзий, когда новый премьер-министр Клемент Эттли не стал критиковать речь Черчилля в Фултоне, Миссури, в феврале 1946 года, где было сказано, что теперь Европу разделяет железный занавес. Он также обнаружил, что Бевин и Макнейл были убежденными антикоммунистами. Позже он заявил, что «чувствовал себя глубоко несчастным на службе у министра и политики, которая, по его убеждению, была катастрофически ошибочной»[528]
.Являясь патриотом британского имперского прошлого, Бёрджесс считал удручающим, что его великая страна становится сателлитом США. Фред Уорнер вспоминал: «Я не припоминаю, чтобы Гай автоматически стал следовать сталинской линии. Полагаю, его вообще не интересовали учения Маркса и Ленина. В те дни он хотел создать впечатление о себе как о радикальном социалистическом демократе, который верит в Тоуни»[529]
.К обеспокоенности неряшливостью Бёрджесса добавились жалобы на пренебрежение им правилами. Эндрю Бойл писал: «Макнейл иногда пытался воздействовать на Бёрджесса, но с минимальным эффектом или вообще без оного. Раскаяние давалось его личному помощнику так же легко, как беззаботность и проказливость. Но если Гектор Макнейл временами чувствовал, что Гай – лучший друг – его подводит, Бёрджесс мог только сказать, что ему очень жаль это слышать, и торжественно обещать, что впредь будет вести себя как взрослый человек»[530]
.В сентябре 1946 года бывший летчик Джордж Кэри-Фостер был назначен начальником службы безопасности Форин Офис. Кэри-Фостер постепенно создал отдел из семи офицеров, набранных из разных служб, чтобы заниматься вопросами безопасности в иностранных посольствах. Несколько офицеров МИ-6 работали у него на временной основе. До этого времени вопросами безопасности всерьез никто не занимался – кабинеты не запирались, важные документы не убирались со столов – все основывалось на доверии. По сути, Форин Офис был одной большой семьей – многие сотрудники росли и учились вместе, – где царили приязнь и доверие. Каждый считал, что если он поступает честно, то и другие ведут себя так же. В результате предлагаемые Кэри-Фостером меры зачастую не встречали понимания у его коллег. К примеру, его рекомендация подвергать тщательной проверке всех чиновников была с негодованием отвергнута начальником канцелярии Гарольдом Каксия[531]
.На Кэри-Фостера не произвела особого впечатление «небрежность и щетина Бёрджесса»[532]
. Когда же он поинтересовался, почему Бёрджесс берет домой документы, он ответил, что является «мучеником долга»[533].В апреле 1947 года при поддержке Макнейла Бёрджесс решил продвинуться по службе и получить более высокий статус, для чего предстал перед Комиссией гражданской службы как кандидат старше установленного возраста. В заявлении он указал домашним адресом адрес Реформ-клуба и адрес своей матери в Беркшире, где она жила в большом викторианском доме с озером и парком. Он слегка преувеличил свои академические достижения, указав, что был первым на итоговых экзаменах. Его рекомендовали Блант и Маконахи. 26 августа он прошел медицинское освидетельствование, показавшее, что он годен к дальнейшей службе, имеет хорошее зрение, хотя и слегка близорук, рост 5 футов 11,5 дюйма и вес 12 стоунов и небольшой шрам над левым глазом – след от недавнего удаления кисты[534]
.На обращенный к Би-би-си вопрос «Работая у вас, был ли он честен, компетентен и воспитан?» был дан ответ «Да». На вопрос «Известны ли вам обстоятельства, мешающие ему занять новую должность?» был дан ответ «Нет». С.Д. Спринг из департамента вещания Би-би-си подтвердил, что Бёрджесс был «честным, компетентным и хорошо воспитанным» человеком и нет никаких причин предполагать, что он не подходит для должности в Форин Офис. А глава новостного департамента назвал его «проницательным, способным и изобретательным сотрудником»[535]
.В общем, Гай Бёрджесс оказался хорошим кандидатом.
Глава 22. Русский контроль
Осенью 1947 года Юрий Модин впервые встретился с Бёрджессом. Он уже некоторое время занимался переводом и анализом «продукции» Кембриджской группы в Москве и теперь был послан в первую зарубежную командировку. Он писал: «Было восемь часов вечера, и уже начинало смеркаться. Место встречи – окраина Лондона. Погода в тот день стояла отличная, улицы просматривались на далеком расстоянии. Я стоял в ожидании на перекрестке. Точно в назначенное время увидел Коровина, идущего с моим новым подопечным. Коровин представил нас друг другу и без лишних слов ушел. Он, конечно, рисковал, оставив свою машину где-то поблизости. Бёрджесс и я пошли вдоль дороги. Выглядел он отлично: красивый мужчина в модной рубашке с накрахмаленным воротничком, излучающих блеск ботинках и отличного покроя пальто. У него был вид чистокровного английского аристократа с непринужденными манерами и твердой поступью. В сгущающихся сумерках лица почти не было видно»[536]
.