Кромвеля арестовали на заседании Совета 10 июня 1540 года за то, что он продвинул Реформацию дальше тех пределов, какие счел допустимыми Генрих VIII. Справедливость данного обвинения следует проанализировать. Использовал ли Кромвель свое положение в качестве королевского наместника по делам церкви более энергично, чем архиепископ Кранмер? Снабдить Кромвеля ярлыком «протестант» было бы чересчур смелым, особенно до Тридентского собора (1545–1563), когда не существовало четких определений «католичества» и «протестантства». Кромвель не отрицал пресуществления в евхаристии, не проповедовал «оправдания личной верой» – два наиболее убедительных критерия «ереси» при его жизни. Однако его акцент на вере, на первичности Священного Писания и важности проповеди решительно относили его к лагерю «реформаторов»; показательно, что современники-протестанты считали Томаса Кромвеля «молотом монахов» и «доблестным солдатом и полководцем Христа»[399]
.После опалы Уолси Кромвель демонстрировал все более «реформатские» взгляды и, возможно, решил, что Англии будет лучше при разновидности протестантизма в качестве основной веры, когда приняли Акт об апелляциях[400]
. Как наместник он имел полномочия издавать предписания всем епископам и священнослужителям и настаивать на своем во время инспекций. Так, в его Первых предписаниях (1536) духовенству приказывалось в проповедях отстаивать верховную власть короля над церковью; преподавать детям Молитву Господню, Десять заповедей и другие догматы веры из Священного Писания; прекратить паломничества; содержать алтари в хорошем состоянии и жертвовать деньги на образовательные цели. Во Вторых предписаниях (1538) он пошел дальше, поддержав иконоборчество и осудив обряды и верования, не описанные в Библии. Кромвель распорядился убрать из храмов статуи, которые были объектами паломничества или суеверного поклонения, из соображений борьбы с «идолопоклонством»; запретил возжигать свечи за святых и усопших; признал Библию главным источником веры и потребовал размещать в каждой церкви перевод на английский язык для чтения прихожанами; ввел в каждом приходе регистрационную книгу для записи крещений, венчаний и похорон, чтобы сократить разногласия по поводу происхождения и права наследования[401].Эффективность удара Кромвеля по культу святых, паломничествам, «возжиганию свеч» и (неявно) католическому догмату чистилища яснее всего прослеживается на местном уровне. В южных графствах внедрение изменений проходило с шероховатостями, но без особой борьбы; даже отдаленный юго-запад не оказал значимого сопротивления. Понятно, что Кромвель не разрушал древних традиций мгновенно; многие изваяния и реликвии никто не тронул, а в Эксетере группы женщин бранили иконоборцев. Однако во многих районах юго-востока компромисс был нормой. Это в Линкольншире, на севере, и в некоторой степени в лондонском Сити возмущение перерастало в насилие. Витраж восточного окна в часовне Грейс-Инн, изображавший мученичество святого Томаса Бекета, разбили, не вызвав беспорядков, но некоторые статуи вывозили из лондонских церквей ночью, чтобы сократить риск волнений. Хотя почитание изображений продолжалось до кончины Генриха VIII, повальное идолопоклонничество прекратилось. Была подготовлена почва для последующих наступлений короны на пожертвования на помин души и заупокойные службы[402]
.Два вероучительных документа, изданные во время наместничества Кромвеля, «Десять статей» (1536) и «Наставление доброму христианину» (Institution of a Christian Man, 1537), тоже имели «реформатские» элементы. (Строго говоря, формулировки принадлежали Собору, но за Собором духовенства стоял Кромвель как наместник короля по церковным делам.) Вместе с Первыми предписаниями «Десять статей» стремились объединить «неопределенностью и молчанием». Библия и три символа веры (Апостольский, Никейский и Афанасиевский) признавались источником христианской веры; из таинств подтверждались три – крещение, покаяние и причащение; утверждалось пресуществление во время причастия; и наконец, было сказано, что тайная исповедь полезна и необходима. Соответственно, как в Лютеранском исповедании Аугсбурга, не упоминались четыре из семи церковных таинств: брак, миропомазание, священство и соборование; поскольку Кромвель поручил своему подчиненному Ричарду Тавернеру перевести Аугсбургское исповедание для публикации, вопрос лютеранского влияния вполне уместен[403]
.