Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Споры в Тайном совете по поводу брака Марии не говорят о фундаментальном расколе в рядах его членов. За кандидатуру Кортни выступали все тайные советники, кроме Пэджета, который понял потенциал ситуации и занял сторону Филиппа. Он хотел обойти Гардинера, став главным министром Филиппа в Англии. Гардинер ошибся с оценкой ситуации. Он оказался в оппозиции к Марии, которая никогда не намеревалась выходить замуж за Кортни, даже и до того, как его амбиции и безнравственное поведение стали предосудительными. Когда этот факт получил огласку, советники изменили мнение. Первыми отреагировали Арундел и Пембрук, однако их исходный протест был верным. Филипп стремился заключить брак, чтобы завершить плавный переход испано-бургундской власти от его отца к нему самому. Вдовец с единственным сыном, он с 1551 года правил Испанией в качестве регента и надеялся вскоре завладеть Нидерландами и Северной Италией. Для этого он хотел возродить англо-бургундско-испанский альянс, возможный благодаря дочери Екатерине Арагонской. Однако Филипп не намеревался ни править Англией, ни заниматься ее внутренними делами, разве что подготовкой военно-морского флота и обороной границ. К тому же по брачному договору Елизавета сохраняла право наследования трона. Права Филиппа на участие в государственных делах прекращались, если Мария умрет бездетной, поэтому у Филиппа не было стимула заботиться о будущем[549].

Общественное неприятие Филиппа вытекало из антипапской ксенофобии, через торговые связи Англии имевшей отношение к германской и фламандской боязни «испанской тирании». К этому браку плохо относились и в самой Испании, но Мария осталась непреклонной; проект брачного договора был одобрен 7 декабря 1553 года. Условия договора учитывали английские интересы, поскольку, хотя Филипп получил титул короля при жизни Марии, он не имел права втягивать Англию во франко-габсбургскую войну, назначать иностранцев на государственные посты Английского королевства, самостоятельно распределять бенефиции и увезти Марию или ее детей за границу без разрешения. Надо сказать, Филипп считал эти условия настолько оскорбительными, что в секретной декларации отказался их признавать; к тому же его так и не короновали, поскольку его противники связывали вопрос коронации с опасениями вовлечения в войну. Парламент ратифицировал подписанный брачный договор в апреле 1554 года, свадебная церемония состоялась 25 июля – однако только после того, как ее поторопило восстание.

Бывшие сторонники Сомерсета и Нортумберленда планировали выступление в ноябре 1553 года. Четыре согласованных восстания назначили на следующий март: мятеж в Девоншире должен был возглавить Кортни или сэр Питер Кэрью, в Лестершире – герцог Саффолк, в Кенте – сэр Томас Уайетт, а на границе с Уэльсом – сэр Джеймс Крофт. Однако когда в январе просочились слухи о задуманном, мятежники были вынуждены выступить раньше. Собрать силы удалось лишь в Кенте: Уайетт, военный специалист, высказывавший Сомерсету идею создания постоянной армии, готовой ко «всем неожиданностям и внутри страны, и за ее пределами», выставил 3000 человек. Лондон заколебался, но частично вследствие решительности Марии, частично из-за собственных промедлений, а частью потому, что лондонцы боялись разграбления города, Уайетт потерпел поражение. Восстание провалилось, когда Уайетт обнаружил перед собой лондонские Ладгейтские ворота (7 февраля) закрытыми. Около 40 его людей погибло в бою, 90 человек казнили, включая почти 20 командиров из благородного сословия. Однако 480 человек были осуждены – 350 из Кента, 76 из Лондона, 37 из предместья Лондона Саутуарк и 17 из других мест. 285 мятежников помиловали до приговора. Поначалу Мария настраивалась на репрессии, но потом склонилась к политике терпимости. Впоследствии она уже не позволяла избегать наказания столь большому количеству противников, снова введя в действие законы о ереси. Однако она полагала, что недовольство испанским браком преувеличено – серьезное заблуждение. Когда 11 апреля Уайетта казнили, люди обмакивали носовые платки в его кровь, как если бы он был мучеником[550].