Распространенность абсентеизма неоспорима. Хотя 80–85 % населения, по всей вероятности, традиционно праздновало Пасху, во все остальное время года никто не напрягался[683]
. Абсентеизм нарастал с той же скоростью, с какой увеличивалась численность населения. Для простых людей паб «все больше становился конкурентом почтенному месту собраний в церкви». Епископ Джеймс Пилкингтон писал: «Войдите в церковь в воскресный день, и вы увидите единицы людей, хотя там звучит проповедь; а паб полон всегда»[684]. Даже там, где протестантство уже укрепилось, как в Кенте, пятая часть населения регулярно пропускала церковные службы, а задачу контроля над посещаемостью усложнял тот факт, что от домашних слуг (одной из самых многочисленных профессиональных групп) по условиям найма могли требовать (как в Кентербери) работать каждое второе воскресенье. В Англии периода Реставрации абсентеизм, как утверждают, мог свидетельствовать и о религиозности, и о неверии, поскольку сельские жители придавали такую важность святому причастию, что не хотели рисковать, принимая его недолжным образом. Такие опасения восходили к правилу «Книги общих молитв», в котором говорилось, что недостойное принятие причастия приведет к каре небесной[685]. Однако в елизаветинские времена такого не происходило. На самом деле в кризисные периоды посещение церкви рассматривалось как свидетельство скорее политической, чем религиозной лояльности. В апреле 1585 года, например, Тайный совет приказал мировым судьям лишать непосещающих доспехов и оружия, пока они не вернутся в церковь[686].Конечно, официальное требование внешнего следования догматам англиканской церкви не подразумевало обязательного осознанного принятия новой конфессии. Даже после буллы Пия V Regnans in excelsis стиль религиозной политики королевы точно описывают слова Фрэнсиса Бэкона: Елизавета не «отворяет окна в сердца и тайные мысли людей». Однако «благочестивая дисциплина» и осознаваемая высшими классами необходимость контролировать и бедных крестьян, и городских мигрантов не могли обеспечить следования нормам. Епископы, мировые судьи, мэры и члены советов графств вместе стремились уничтожить последние остатки жизнерадостной общественной жизни, чтобы поддержать закон и порядок во имя «благочестия». Они запрещали церковное пиво, майские празднества, народный танец моррис, Хоктид[687]
, хогглерские[688] сборы пожертвований, Камышовую неделю и Пахотный понедельник, хотя и с переменным успехом. По некоторым причинам народные увеселения не становились жертвой Реформации при Елизавете так быстро, как при Эдуарде[689]. Так, епископ Купер, когда его перевели из Линкольна в Винчестер в 1584 году, сокрушался по поводу живучести «языческих и безнравственных обычаев», таких как танец моррис. Он направил жесткое письмо всем викариям и влиятельным мирянам своей епархии с осуждением развлечений, которые наполняют головы молодых людей нечестивыми мыслями и отдаляют их от церкви. Его циркуляр отражал этический радикализм, связанный с соблюдением дня отдохновения (у христиан – воскресенья). Однако требование Купера, чтобы миряне помогали церкви, выслеживая нарушителей, чтобы их наказывать, было слишком радикальным, и не все с ним соглашались; несомненно, такие средства могли приводить к обратным результатам[690].