Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Наиболее эффективным компонентом англиканского и протестантского евангелизма было проповедование, хотя «пылкий стиль» проповедей убежденных кальвинистов-фанатиков вызывал неприятие слушателей. Выделено четыре этапа развития проповедничества, не все из которых одновременно достигались в каждом приходе или графстве: первый – «апостольский», или исходный этап, когда странствующие проповедники объезжали сельскую местность; второй – созидательный этап, когда люди приходили к проповеднику по базарным дням или на «толкования Священного Писания», «соединенные наставления» или пуританские «посты»; третья – переходный этап, когда назначали постоянного проповедующего викария во многих городах с ярмарками, сельских приходах и в городских центрах, и пятый – полностью развитый этап (не везде достигнутый ранее 1620-х годов), когда проповеди стали обычным делом. Однако поразительно, что личные убеждения Елизаветы и нехватка ресурсов препятствовали введению полномасштабной государственной программы для распространения протестантской проповеди. Успехи в значительной степени достигались за счет добровольных усилий меньшинства, даже когда многие дела протестантских активистов были нелицензированными или «не предусмотрены законом». Тогда как при Генрихе VIII и Эдуарде VI побуждение к Реформации шло в основном сверху, то при Елизавете, напротив, «исходный импульс» протестантского евангелизма исходил снизу[718].

Широкое предположение традиционной историографии, что преобладающая тенденция пуританизма была потенциально мятежной и поэтому чуждой англиканской церкви, ошибочно. Совсем немногие пуритане имели «революционные» планы; подавляющее их большинство решительно отвергало раскол. Пуританство не только не было внешней угрозой, но и само утверждение протестантства внутри англиканской церкви происходило в основном благодаря «пуританским» проповедникам и наставникам, а также заразительному воодушевлению тех, кто «искал» проповедей. «Благочестивые» проповедники и наставники, хоть и социально обособленные в силу их незначительного статуса, восполняли недостаток официальных протестантских проповедников и к 1603 году внесли существенный вклад в решающее продвижение приходского англиканства к реформатской вере. К тому же, несмотря на то что часто полагают, будто церковь времен Елизаветы была суровым институтом с ограниченной способностью включать в себя автономные движения, это представление недооценивает важную роль «пуританского» евангелизма, которую он сыграл для подтверждения правильности государственной церкви в глазах убежденных протестантов[719]. На самом деле до господства Лода пуританизм вполне мог стать соперником национальной и приходской церкви.

Обидное название «пуританин» использовали для указания на характер и набор убеждений, которые оппоненты не одобряли. В религиозном смысле слово означало, что пуританин – это «церковный мятежник» или пылкий протестант; в моральном – придирчивый или предвзятый человек; а в социальном – не джентльмен, попросту «наглец». На уровне непосредственного ругательства это оскорбление невыразительно; определение Бена Джонсона – «ханжа и еретик» – резюмирует этот тупик. Роль пуритан в евангелизме и образовании, ценность для правительства пуританских публицистов в качестве антипапских пропагандистов после буллы Regnans in excelsis свидетельствуют о всеобъемлющей неопределенности. Основной раздел проходил между «благочестивыми» и «безнравственными»: тех, кто использовал слово «пуританин», чтобы нападать на «благочестивых», считали проклявшими себя собственным языком[720].

Суть пуританской позиции заключалась в способности «благочестивых» протестантов узнавать друг друга в безнравственном и греховном мире[721]. Они верили в преобразующий эффект Божьего мира. Духовное совершенствование верующего достигалось сочетанием «благочестивого товарищества» и пуританской духовной силы, сподвигавшей мужчин и женщин осваивать путь к спасению. Верующие следовали кальвинистскому ordo salutis: предопределение, призвание свыше, оправдание, освящение, прославление. Такова была психологическая модель, которую, как считалось, явили все «праведники» и которой должны следовать все желающие спастись. Так, «пуритане» с помощью глубокого самоанализа следили за работой закона о предопределении в своих душах, а потом свидетельствовали о благодати, которая сходила на них через работу, направленную против Антихриста, плоти, греха и светского мира[722]. Их евангелический порыв был более чем традицией их искусства; он представлял собой суть пуританского мироощущения. Разнообразные нападки пуритан на «Книгу общих молитв» и епископат были зримыми и внешними признаками их стремления к «дальнейшей реформации».