Однако шансы на престол Марии Стюарт, королевы Шотландии, выглядели маловероятными. Точка зрения на этот вопрос в 1584–1585 годах повторяла мнение 1572 года, несмотря на переговоры Елизаветы о возвращении Марии в Шотландию, чтобы та под надзором делила трон со своим сыном. По сути, эта дипломатия не имела отношения к реальности, поскольку предмет спора «Мария против сына» испарялся при достижении Яковом VI возраста, когда он станет бесспорным правителем Шотландии. Елизавета, Берли и Хансдон предполагали унию с Шотландией. В июле 1585 года Яков принял £4000 единовременно и пенсию в размере £4000 в год, чтобы поддерживать оборонительный союз, подразумевавший содержание Марии в неволе; годом позже эти условия были подтверждены заключением официального союза. Разумеется, дружелюбие к шотландцам росло всецело из испано-гизовской угрозы, а не посредством усилий Уолсингема и Дэвисона, которые не доверяли Якову и настаивали на действиях против Марии. Берли тоже сомневался, но Лестер желал умиротворить Якова, чтобы женить своего сына на Арабелле Стюарт. Самого Якова склонило письмо от Елизаветы с обещанием, что она не позволит никак поколебать его право на английскую корону. Впоследствии его неприязненное сотрудничество покупалось денежными взносами и растущими шансами на великолепную награду. (В любом случае он не испытывал иллюзий в отношении поддержки французов или испанцев.)
Тем не менее заговоры Трокмортона и Перри породили атмосферу, в которой Уолсингем расцвел. Марию сначала перевезли из-под надзора графа Шрусбери в руки сэра Эмиаса Поулета, радикального пуританина, который изолировал ее от внешнего мира. Затем Уолсингем с помощью Поулета и двойного агента католического беженца Гилберта Гиффорда наладил контролируемый канал связи между Марией и французским послом в Лондоне. Водонепроницаемую коробочку через отверстие от пробки помещали в пивную бочку. Ко времени зарождения заговора Энтони Бабингтона с целью убить Елизавету ловушка Уолсингема была готова. Он написал Лестеру: «Если дело хорошо сделать, оно сломает шею всем опасным проискам во время правления Ее Величества»[812]
. Когда Мария одобрила запланированное убийство в продиктованном письме (17 июля 1586 года), ловушка захлопнулась. Заговорщиков Бабингтона судили и повесили, но по поводу казни Марии Елизавета мучилась даже больше, чем когда казнили Норфолка после заговора Ридольфи.Поскольку Тауэр посчитали недостаточно безопасным и слишким близким к Лондону, Марию отправили в замок Фотерингей, где суд над ней официально открылся 14 октября 1586 года. Суд проводила комиссия из аристократов, тайных советников и ведущих судей, назначенная по условиям Акта о безопасности королевы. Несмотря на то что Мария настаивала на том, что она королева и поэтому неподсудна английскому общему праву, ее убедили, что она запятнала свою репутацию, отказавшись защищаться. Она отрицала всякое соучастие в неудавшемся убийстве, но на основании ее письма Бабингтону была признана виновной. Несомненно, если бы исполнение приговора не отсрочили по распоряжению Елизаветы, приговор суда опубликовали бы немедленно. Однако требование Марии, чтобы ее вину устанавливали по ее собственным словам или собственному почерку, не было удовлетворено.