Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Ни одно из событий, таких как война, торговля, рост населения или Реформация, само по себе не сформировало тюдоровское государство. В процессе участвовали различные факторы, включая этнографические. В XV веке не существовало понятия Англии как унитарного государства: regnum и sacerdotium требовали лояльности королю и папе римскому соответственно, хотя чувство «английскости» уже возникало. Тогда как венецианцы относили валлийцев и корнуолльцев к разным расам или народам, то Фортескью в трактате «Английские товары» (The Commodities of England, 1451) определял английскую нацию как одну «землю», но «три разных языка» (английский, валлийский и корнуоллский)[859]. Язык позднего Средневековья и эпохи Тюдоров зачастую обозначал «народ» в этнических терминах. Например, Шейлок говорит об Антонио: «Он ненавидит наш народ священный»[860], или ирландец Мак-Моррис спрашивает валлийца Флюэллена: «Что такое моя нация? Кто смеет говорить о моей нации?»[861] Однако такое словоупотребление стало устаревшим при жизни Шекспира. К 1590-м годам английская «принадлежность к нации» наиболее широко воспринималась с точки зрения английской культуры и права. Знать и джентри на всех территориях Елизаветы говорили на английском языке и считали себя англичанами, даже в Ирландии, где тюдоровская политика все больше отторгала среднеанглийский. (Когда говорящие на среднеанглийском люди жаловались, что язык Шекспира новомодный и только они говорят на «старом добром английском Чосера», они имели в виду нечто большее, чем фигуры речи[862].)

Именно политика Тюдоров все больше игнорировала культуру и язык меньшинств: английский сделали обязательным для судебных дел, если не для церковных служб. Когда в 1563 году валлийскому парламентскому лобби удалось добиться постановления о переводе Библии и «Книги общих молитв» на валлийский язык, в нем оговаривалось, что в церквях следует класть рядом английский и валлийский переводы, чтобы люди, сравнивая их, выучили английский язык[863]. Более того, местным общинам Уэльса и Ирландии даровали права свободнорожденных англичан только в том случае, если они усваивали английские традиции, язык и законодательство. Ни кельтскую, ни гэльскую культуры не принимали на государственном уровне. Правовой статус гэльских ирландцев в тюдоровском обществе фактически оставался тем же, что был у рабов: их убийство не считалось преступлением, они не могли выступать в королевских судах в качестве истцов, их завещания не имели законной силы, а вдовы не получали наследства[864]. По всей вероятности, Тюдоры стремились создать доминирующую английскую культуру, а не совершенно разрушить местные обычаи; многие жители Уэльса и Корнуолла сделались билингвами. Однако этническим меньшинствам создали обременения. Отстаивая план покорения Ирландии в 1565 году, сэр Томас Смит обобщил официальную политику простой фразой: «Укрепить на этом острове наш язык, наше законодательство и нашу веру как истинные связующие узы сообщества, при помощи которых римляне завоевали и долгое время удерживали огромную часть мира»[865].

На другом важном уровне определение «английскости» углубили такие события, как разрыв с Римом и протестантская Реформация, «имперская» теория королевского сана Генриха VIII и антикатолическая ксенофобия. Совокупное влияние религиозной пропаганды Генриха и Эдуарда после 1553 года проявилось в стихийном отторжении «испанского» брака королевы Марии и ее желания короновать Филиппа, а также в полемике протестантских изгнанников во время правления Марии. Затем елизаветинский антикатолицизм соединился с атаками на «деспотичное» поведение Испании в Новом Свете. На английский язык перевели классическое повествование Бартоломео де лас Касасса о страданиях американских индейцев, опубликованное в Севилье в 1552 году (The Spanish Colonie, 1583). Подъем испанской и римской инквизиции и распространение Филиппом II инквизиции на Новый Свет усилили протестантское представление об Англии как «избранной нации», живущей под властью благочестивой королевы. Джон Фокс предсказуемо излагает повествования о страшных католических инквизиторах в Испании, Италии и Франции, которые бичуют, пытают и даже убивают мужчин, женщин и детей[866]. Другими словами, события в английской культуре и языке, протестантская полемика и елизаветинская военно-морская мощь соединились, чтобы преобразовать акцент конца XV века на «территории» в новые патриотические представления об Англии как «королевском троне» и «втором Эдеме».

Противу зол и ужасов войны
Самой природой сложенная крепость,
Счастливейшего племени отчизна,
Сей мир особый, дивный сей алмаз
В серебряной оправе океана[867]

.