Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Маунтджой отреагировал мгновенно. Поскольку собрать достаточную армию можно было только за счет ослабления гарнизонов, он поспешил к Корку, решив изгнать захватчиков до того, как Тирону удастся с ними соединиться. К концу октября Маунтджой уже держал осаду Кинсейла с 7000 солдат, но его бросок дал свободу движений Тирону и O’Доннеллу, которые к началу декабря добрались до Манстера, O’Доннелл через Коннахт, а Тирон через Ленстер. Когда армия подошла к Кинсейлу 21 декабря, в ней насчитывалось 6500 человек. Тирон решил пойти на генеральное сражение. Болезни проредили войска англичан, которые находились между испанцами и мятежниками. Тирон планировал атаковать Маунтджоя, когда испанцы сделают вылазку. Однако попытка провалилась. Маунтджой бросился на противника всеми силами и разбил Тирона, нанеся тяжелые потери (24 декабря). Это сражение закончило войну. O’Доннелл бежал в Испанию, Тирон отступил к Ольстеру, а испанский гарнизон сдался (2 января 1602 года). Кэрью затем завершил усмирение Манстера, пока Маунтджой и Докра спешили в Ольстер.

Однако Тирон затаился: его партизанская тактика помешала планам стабилизации Ольстера. В конце концов 30 марта 1603 года он покорился в обмен на великодушное прощение. Это случилось через шесть дней после кончины Елизаветы, и положение дел было неопределенным. Тирон не знал о смерти королевы, поэтому можно утверждать, что Маунтджой сделал ставку на заключение наилучшей из возможных сделки до того, как его противник узнает, что на троне уже Яков I. Однако Маунтджой относился к неприятелям Роберта Сесила и хотел вернуться в Лондон, чтобы встретить нового короля. Он, конечно, предложил существенные уступки, по которым Тирон признавался главным лордом Ольстера при короне и единственным владельцем своего лордства, – условия, практически идентичные тем, которых требовал Тирон в 1594 году. Это соглашение парадоксальным образом увеличило, а не сократило местную власть Тирона и Рори, брата недавно скончавшегося O’Доннелла, которого произвели в графы Тирконнелл в сентябре 1603 года. Оно также привело Якова I к политике передачи управления Ольстером «доверенным» аристократам – подход, от которого отказались в 1534 году как от неудовлетворительного[893].

Если в сложившихся обстоятельствах Ирландию и завоевали, то не успокоили. Последние елизаветинские кампании стоили Англии два миллиона фунтов стерлингов, а Ирландия понесла еще больший ущерб, поскольку Ольстер был разорен, Манстер западнее Корка практически обезлюдел, торговля прервалась, города лежали в руинах, а жители страдали от голода. Жестокостью казней и последующим соглашением завоевание Маунтджоя вызвало глубокую горечь, гэльские и староанглийские общины отдалились от короны. Елизавета никогда всерьез не сомневалась в предположении, что гэльскую Ирландию можно покорить, несмотря на недостаточные ресурсы и без долгосрочных обязательств. В результате шансы на мирную ассимиляцию Ирландии внутри унитарного королевства Англии резко сократились.

Не менее серьезным обстоятельством с английской точки зрения был тот факт, что ирландская Реформация не пустила значимых корней. Хотя политическое сопротивление введению Генрихом VIII и Елизаветой королевской супрематии было ограниченным, не хватало миссионерской работы протестантов. Было сложно привлечь проповедников в Ирландию, официальное требование предоставить Библию на английском языке приходилось нарушать из-за проблем с доставкой и преобладания гэльского языка, а Новый Завет на гэльском напечатали только в 1603 году. Возможно, правительство прагматично рассчитывало постепенно размывать народную религиозную культуру, сначала в Пейле и королевских городах, а потом и дальше, в сельской местности. Однако решительное форсирование колонизации выходило за рамки финансовых возможностей елизаветинского режима и, судя по всему, привело к обратным результатам, поскольку католическое духовенство оставалось в своих приходах, половина ирландских монастырей за пределами Пейла по-прежнему действовали, а церковная администрация проявляла слабость. В гэльской Ирландии тюдоровскую религиозную политику скоро начали отождествлять с завоеванием и колонизацией; в Пейле окреп консерватизм староанглийской общины, а джентри сохраняли римско-католическую мессу, назначая личных капелланов. Были предприняты усилия обратить людей в свою веру, но бедность ирландских епархий и приходской жизни представляли тому непреодолимое ограничение; печатного станка в Ирландии не было до 1551 года; и, несмотря на попытки улучшить систему образования, Тринити-колледж в Дублине основали только в 1592 году. И наконец, ирландским властям не вменялось в обязанность приносить присягу в том, что они признают королевскую супрематию[894].