В связи с этим характерно, что уже в эпоху Альфреда преступления против короля и антигосударственные преступления начинают отождествляться, что, видимо, свидетельствует о формировании в англосаксонском обществе представлений о публично-правовом характере власти короля, который является центральным элементом государственного механизма. В X — начале XI столетия такое отношение к покушениям на особу королевского ранга и ее права, как государя, находит все большее закрепление в законодательстве; расширяется и количество тех преступлений, которые рассматриваются как «антигосударственные». За посягательство на жизнь, домашний мир и достоинство короля, безусловно, следует смертная казнь. По законам Этельреда Нерешительного, тот, «кто злоумышляет против [жизни] короля» (gyf hwa ymb cyninges feorth syrwe
), должен «ответить своей жизнью». В том случае, если бы преступник пожелал очистить себя от обвинения, он должен был это сделать «в соответствии с вергельдом короля» (он по-прежнему равнялся 15 тысячам тримс. — А. Г.) или подвергнуться тройной ордалии[622], т. е. в случае с испытанием раскаленным железом, например, вес его увеличивался с одного до трех фунтов. Подобное же установление за покушение на жизнь короля встречается и в «Светских законах» англо-датского короля Кнута Великого[623]. Положение короля как главы государства становится несоизмеримым по сравнению с положением любого представителя знати, как духовной, так и светской. Смертной казнью с конфискацией имущества наказывали за драку и воровство в королевском бурге, либо в присутствии короля, тогда как даже этелинги — члены королевской семьи — довольствовались за аналогичное преступление штрафом в 150 шиллингов, а элдормены — в 100 шиллингов[624]. Компенсацией в 5 фунтов возмещалось нарушение королевского покровительства, а за убийство его человека королю следовало 3 марки, т. е. полтора фунта, в то время как соответствующие возмещения этелингам составляли 3 фунта и 1 марку[625].Английские государи X — начала XI столетий и сами были не прочь выдвинуть претензии на обладание особыми правами в соответствии со своим уникальным положением в обществе и государстве. Король Эдгар, например, предписывал, чтобы в каждой местности монарх беспрепятственно реализовывал свои «королевские права»
(icynescipes gerihte
), а его должностные лица свободно исполняли свои функции и пользовались привилегиями, соответствующими их статусу (heora scipé)[626]. Аналогичным образом поступал Этельред II, законы которого устанавливали, что любая ордалия, равно как и любое поручительство, должны были происходить только в бурге короля и в присутствии «королевского соприсяжника» (аncyningaede
); никто не смел осуществлять юрисдикцию по отношению к королевскому тэну помимо самого короля[627]. Расширяя свою компетенцию в сфере гражданского управления, королевская власть в поздний англосаксонский период начинает однозначно закреплять за собой законодательную инициативу, рассматривая издание новых кодексов как свою важнейшую прерогативу главы государственной администрации. При этом отказ выполнять королевские постановления влек за собой суровые наказания. Тот же Этельред, а за ним Кнут Великий предписывали, что открыто отказавшийся выполнять законы короля должен поплатиться своим вергельдом. За двукратное нарушение величина штрафа возрастала до двойного вергельда; тот же, кто преступал закон в третий раз, терял все свое имущество[628]. Если нарушитель королевских законов сопротивлялся должностным лицам государя и был ими убит, это убийство не искупалось по светскому праву[629].