Английская лирика первой половины XVII века

Оплакав юноши уход,[362]
Могилой ставшая земля,
Вновь разукрасила поля,
Прослышав, что жених грядет.

В гармонии сойдясь земной,

Звенели птицы на весь мир,
Расхваливая щедрый пир,
Уже справляемый весной.

Им ветер мягко подпевал,

Присвистывая тут и там,
И ноты раздавал листам,
Поддерживая весь хорал.

Блаженство поровну делилось

И умножалось оттого,
И каждой жизни торжество
Мгновенно общим становилось.

Средь трелей, щебета, рулад

Любовь могла ли быть безгласной?
Меландр с Селиндою прекрасной
Весну на свой воспели лад.

Дойдя до рощи небольшой,

В которой все дары апреля,
Объединясь, запечатлели
Любви их образ золотой, —

На траву, полную тепла,

Они присели отдохнуть
(Ее глава ему на грудь
Блаженным бременем легла).

И — вроде гибких повилик —

В объятье руки их сплелись,
И словно оба поклялись
Ввек не отринуть сих вериг.

Глаза от неба отвратить

Им долго было не дано:
Лишь это зеркало одно
Могло любовь их отразить.

Тогда, вздохнув, она сказала,

Откинув локоны с лица:
О если б не было конца
Любви иль не было начала!

Поверь, что я твоя до гроба,

Я б никогда не предала
Любви, что столько нам дала
И коей преданы мы оба.

И если смерть в своей алчбе

Тебя в бессрочный плен захватит,
Ей никаких теней не хватит,
Чтоб преградить мой путь к тебе.

Одно страшит: коль огнь любви

Дыханьем жизни порожден,
Скажи: не будет побежден
Он смертным холодом в крови?

Любовь — не суждено ли ей

Прерваться в чей-то смертный час?
Быть может, сила есть, что нас,
Союза нашего сильней?

Он просиял: из этих слов

Он понял ясно, что любим
Любовью той, что им самим
Ценима выше всех даров.

Он взором словно отвергал

Все чары бытия земного,
Все, кроме образа живого
Той, чьим дыханием дышал.

Он рек: о небеса, приют

Душ,[363] устремивших взор на землю,
Ужели, все в себя приемля,
Вы не отвергли б грязь и блуд?

Ужель любовь, что далека

От низких аппетитов плоти
И души единит в полете,
Не сможет пережить века?

И разве мы вконец должны

Все чувственное исключить,
Чтоб ненароком не забыть,
Что мы духовному верны?

Ведь если видимых сейчас

Вершин творенья не достичь,
То как сумеем мы постичь
То, что невидимо для глаз?

И если вправду торжество

Творца — в творениях земных,
То согласись, сначала в них
Нам должно возлюбить Его.

Но вдруг и впрямь огонь сердец

И вся таимая в них нежность
Есть только жизни принадлежность
И смерть означит их конец?

Нет, дорогая, я уверен,

Они — души благая часть,
А душам не дано пропасть,
И срок их жизни не измерен.

И коль злодейство или грех

Не вытравимы, словно пятна,
И в душах, позванных обратно,
Не меркнет память страшных вех,

То тем прочнее быть должна

Та радость, коей чужд порок,
Та сила, что презрела рок
И смерти не подчинена.

Иначе душам выбор дан

Напрасный и напрасен мир,
Когда любовь — всего кумир —
Не вечный свет, но лишь туман.

Нет, и в заоблачном пути

Любовь не ведает утрат.
Где добродетели царят,
Сей дар тем более в чести.

Вновь очи встретятся с очами.

Вновь будут руки сплетены.
И счастье нынешней весны
Там навсегда пребудет с нами.

Когда же чувство умирать

Обречено со смертью тела,
Тогда б душа не захотела
В обличье плотском вновь восстать.

Коль на земле любовь зовем

Венцом познанья и блаженством,
Представь, каким же совершенством
Она предстанет в мире том.

Так пусть сомненье не гнетет

Тебя ни днем, ни среди тьмы,
Да если не бессмертны мы,
Любовь исправит сей просчет.

Одно крыло не вознесет,

Потребно два, чтобы взлететь,
Один живет, чтоб умереть,
Но двое продолжают род.

Когда отступит жизни шум,

Уйдя, друг друга сохраним.
И двое — станем мы одним,
И каждый станет равен двум.

Она очей не опустила,

К зениту устремлявших взгляд, —
Так звезды, пав с небес, глядят,
Знакомые ища светила.

В тот миг их осенил покой,

На чувства снизошла дремота,
И, кажется, незримый кто-то
Увлек их души за собой.

Перевод Т. Ю. Гутиной