—Все равно, — сказал он, — если построят гавань, то дорогу можно будет проложить от холма к морю, а он как вы говорите, не такой уж крутой.
— С вершины холма, наверно, прекрасный вид, и вы без сомнения, часто приходите сюда читать свой требник?
—Когда строился театр, я приходил сюда очень часто, а во время репетиций бывал каждый день.
Серое неглубокое море медленно поглощало эту жалкую землю, и два невысоких маяка в момент наивысшей точки прилива едва виднелись над водой.
—Мне как-то подумалось, — заметил священник, — что если бы пьеса имела большой успех, можно было бы построить несколько плоскодонных пароходиков.
«Сидит здесь в тихие вечера, — размышлял я, — читает свой требник и мечтает о флотилии пароходиков, переполненных посетителями! Очевидно, он читал о театральных празднествах в Обераммергау» [53]
.И я завел речь об этих празднествах и согласился с ним, что никто не дерзнул бы утверждать заранее, что со всех концов Европы будут съезжаться люди, чтобы увидеть в Тироле группу крестьян, исполняющих миракль.
— Войдем внутрь здания, — попросил я. — Я хотел бы посмотреть, как вы его построили.
Половина стены и часть крыши обрушились^ обломки еще не были убраны и загромождали всю сцену.
— Чтобы навести здесь порядок, потребуется не так уже много денег, — сказал я. — Раз уж вы сделали так много, вы должны приложить все усилия, чтобы пьеса была поставлена.
— Не знаю, есть ли в этом нужда, — ответил он очень медленно, и я не понял, почему его взор вдруг отразил какую-то внутреннюю боль.
Мне очень хотелось узнать, удалось ли ему обнаружить сценическое дарование у кого-нибудь из девочек или мальчиков, обитавших в этих лачугах.
— Я думаю, — ответил священник, — что пьесу сыграли бы хорошо. Поработав немного, мы могли бы поставить ее не хуже, чем в Обераммергау.
Но он склонен был скорее обсуждать достоинства избранной им пьесы, нежели таланты тех, кому надлежало бы ее исполнять, и рассказал, что пьеса была написана на латыни в XVIII веке и что он перевел ее на ирландский язык.
— Интересно, возможно ли было бы устроить экскурсию сюда из Дублина? Если все как следует подготовить, дать хорошую рекламу, скажем: «Обераммергау на Западе», а?
— Да, я об этом думал. Но отсюда восемь миль до Рэтхоуэна, а дорога скверная, и когда они доберутся, им негде будет здесь остановиться. Придется ехать назад, и всего выйдет, значит, шестнадцать миль.
— Но ведь все равно — строить ли театр или эту бесполезную дорогу, которая никуда не ведет? Когда они воздвигали здание театра, то считали, что совершают нечто полезное. Ведь никогда раньше эти несчастные люди не трудились иначе как для того, чтобы скудно прокормиться. Вы знаете, отец Мак-Тэрнен, ваш театр тронул меня до глубины души! Разрешите мне объявить в вашу пользу подписку в Дублине?
— Вряд ли, — сказал священник, — это будет возможно...
— Вы полагаете, я не сумею раздобыть пятьдесят фунтов?
— Нет, — ответил он, — вы-то деньги, может быть, и достанете, но я не думаю, что нам когда-нибудь удастся поставить эту пьесу.
— Почему же? — спросил я.
— Видите ли, сильный ветер разрушил одну стену здания. Люди здесь очень благочестивы. Я думаю, они считают теперь, что время, потраченное на репетиции, можно было провести более достойным образом. Этот театр как-то запутал и растревожил их. Они присутствуют на воскресной службе, ходят к причастию, они помнят, что когда-нибудь им предстоит умереть. Когда- то я весьма сокрушался, видя, что многие уезжают в Америку: бедные кельты покидают родную страну, забывают свой язык и очень часто — свою религию.
— А теперь вас это больше не огорчает?
— Нет, на все воля божья. Бог избрал именно ирландскую нацию, чтобы она несла в мир христианство. Ни один народ не дал столько миссионеров, ни один народ так широко не проповедовал Евангелие среди язычников, и раз уж мы твердо знаем, что нам предстоит умереть, что час этот близится и что единственной истинной церковью является католическая, мы как бы отвлекаемся от мыслей о расе и национальности. Мы живем здесь, на земле, не для того, чтобы добиться в жизни успехов и побед, а чтобы приобщиться к небесам. Вот в чем заключается истина, и то, что ирландцы были избраны проповедовать эту истину, делает им честь, даже если они при этом утрачивают свою национальность. Я не жду, что вы разделите эти взгляды. Я знаю, что вы мыслите об этом иначе, но, живя здесь, я научился покорствовать божьей воле.
Священник внезапно умолк, как бы устыдившись своей откровенности. Вскоре мы встретились с толпой крестьян, и они целиком поглотили его внимание. Ему предстояла беседа с инспектором общественных работ, и до обеда я больше его не видел.
— Вы вдохнули в них надежду, — сказал он.
От этих слов мне стало радостно. Священник уселся и стал слушать мой рассказ о ткацких станках, уже размещенных в разных уголках страны. Мы беседовали с полчаса и затем, как бы внезапно вспомнив о чем-то, он встал и принес свое вязанье.
— Вы вяжете каждый вечер?
— Я занялся вязанием недавно, это помогает убить время.