И у Ады внутри что-то треснуло, надежда рухнула, рассыпалась прахом по дорожной щебенке. Не было никакой жены, никакой фрау Вайс. Только чужая женщина с неведомым именем, исчезнувшая навсегда.
– Мне жаль, – сестра Бригитта повела Аду к машине, – мне так жаль.
– Но фрау Вайс…
– Самозванка, – продолжил за Аду Фрэнк. – Кем бы она ни была, эта дамочка давно дала деру. Гиблое дело. – Стоя у джипа, он расшвыривал ногой камешки. – Ни документов. Ни записей. Ничего. Все равно что искать иголку в стоге сена.
– Почему вы так уверены? – вспыхнула Ада. Фрэнк не имел права на такую жестокость. Теперь ей ясно: в Америку она не поедет. Без Томаса ни за что. Она останется здесь, будет искать его.
– Ада, – сестра Бригитта погладила ее по плечу, – вы сделали все, что могли.
– Сестра верно говорит, – подхватил Фрэнк. – Вернетесь сюда, когда все придет в норму. Через годик-другой. Тогда и поищете его. А сейчас расспрашивать бесполезно, никто ничего не знает.
Ада впилась в него глазами:
– Он у вас. Вы сами мне сказали. Американцы взяли его. Он в тюрьме. Вайс. Спросите у него, как ее зовут? Где она?
– Послушайте, Ада, – Фрэнк с непроницаемым видом щурился на солнце, – я сожалею о вашей утрате и все такое. Но, по-моему, к Вайсу имеются вопросы посерьезнее, чем имя его пассии. – Он произнес «пазии». Имя его
Томаса отобрали у нее четыре года, четыре месяца и десять дней тому назад. Он жив.
– Ада.
Она бросилась бежать к выходу за ограду. Над крышами высилась лагерная труба. На улицах было полно народу, Аде приходилось уворачиваться и одновременно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о неровную брусчатку или не провалиться в яму. За спиной урчал джип. Фрэнк жал на клаксон и то резко тормозил, то газовал. Ада свернула за угол.
И вот он.
В коричневой фетровой шляпе и бежевом плаще с погончиками. Усы, очки, улыбка.
– Станислас, – крикнула она. – Станислас!
Он пересек дорогу. Ада рванула следом, хватая ртом воздух. Она была еще слаба, ноги подкашивались. Но нужно догнать его. Поговорить с ним.
Вдруг он пропал. Ада остановилась, тяжело дыша. Наверное, ей привиделось. Немудрено.
Часть вторая
Лондон июль, 1945-й
Ада сидела в купе «Только для дам», напротив зеркало, будто перцем посыпанное, и реклама Истбурна и Бексхилла – невероятно голубые небеса и ярко-желтый песок. Южные железнодорожные линии. Поезд был грязным, на окнах слой сажи. Ада улыбнулась соседкам, когда они развернули пергаментную бумагу с бутербродами.
Она едет домой. Как ей повести себя? Постучать сперва? Или просто открыть дверь и войти?