Ада потерла рукавом оконное стекло, но грязь была снаружи, толком ничего не разглядеть. Они проезжали через полуразрушенные города, ветшающие деревни. Англия обеднела, не такой Ада ее помнила. Под ярким июльским солнцем поля сияли охрой и зеленью, жизнью и красками. За полями леса, могучие дубы, березы и опять дома. Пригороды.
Поезд, и без того не слишком торопливый, теперь еле тащился. Балэм. Клэпэм с множеством путей. И что, это Лондон? Целые улицы сгинули, ничего не осталось, кроме фасадов и перекошенных стен. Дурное предчувствие царапнуло Аду. Она прижалась носом к стеклу. Кое-где развалины обнесли заборами, налепив самодельные объявления
Совет Лондонского графства на месте. И Биг-Бен. Ада подалась вперед. Река. Тут что-то не так. Раньше отсюда нельзя было увидеть реку, Ада точно помнила. Куда подевались все предприятия? Плотницкие мастерские и кирпичные заводы? Трамвайное депо и типографии? Склады и верфи? Где леса для погрузки? Наконец, где улица Бельведер-роуд?
Ада сжалась, у паники стальная хватка. А как же их дом, их улица? Ее тоже больше нет? Родные Ады погибли? Сметены взрывом, чтобы потом их развороченные останки откапывали из-под битого кирпича и сломанных досок? А может, они переехали? Как она их найдет?
Поезд встал в Ватерлоо, на конечной станции. Швейная машинка была слишком тяжелой, чтобы забросить ее на багажную полку, и помочь было некому, поэтому Ада запихнула ее под сиденье. Вытащив машинку, Ада сошла с поезда. Всех ПБП прямо с платформы препроводили в контору-времянку с надписью «Объединенная военная организация». Ими занялась грудастая женщина, ее серый форменный жакет едва не лопался. Юбка, туго обтягивавшая бедра, помялась под животом от долгого сидения на стуле. Женщина, хмурясь, шуршала бумагами, словно Ада была досадной помехой.
– Будь вы солдатом, – объявила она, хлопнув папкой по столу, – действительно военнопленной, я бы знала, что к чему. Для начала я бы откомандировала вас совсем в другое место. Но гражданские лица, – она выпятила губу, – да еще
– Не хочу вам надоедать, – Ада оглянулась на очередь из ее попутчиц, – но я здесь не одна такая.
Грудастая поглядела на Аду, покачала головой:
– Тем хуже. – Из ящика стола она вынула большую черную копилку и с грохотом водрузила ее на столешницу: – Мы мало что можем для вас сделать, разве только оплатить проезд до дома. – Она выудила четыре полкроны и вручила их Аде: –
Ада не поняла, что она сказала, но эти четыре полкроны смахивали на милостыню. Почему с ней обращаются как с нищей бродяжкой?
– Вам есть куда направиться, как я понимаю?
– Да, есть. – Ада смотрела грудастой прямо в глаза. – Разумеется. – Она положила монеты на стол: – Не беспокойтесь. Мне они не нужны. Я живу буквально за углом.
Женщина приподняла бровь:
– Берите. Где вы еще их добудете? Подайте заявление на карточки. Вон там. – Она заглянула в какой-то формуляр: – Не замужем?
– Нет.
– Хм, – отреагировала грудастая, наклонилась вбок и через плечо Ады крикнула: – Следующий.
Взяв деньги, Ада подняла машинку и вышла в главный зал вокзала. Ватерлоо. Ей хотелось ущипнуть себя. Неужто она дома? Наконец-то. Машинка оттягивала руку. Ада нащупала в кармане полкроны. «Багажное отделение». Она заберет ее позже. Попросит отца сходить за ней, или Альфа, или Фреда.