У входа на вокзал торговал газетами плотный коротышка с лицом кирпичного цвета и густыми седыми волосами. Опираясь на костыль, он протянул Аде вечернюю газету. Она покачала головой.
– Веселей, – хохотнул продавец. – Могло быть хуже.
Впервые с тех пор, как Ада вернулась в Лондон, ей кто-то улыбнулся. Она едва не расплакалась.
Ковыляя, продавец подошел поближе. У него был добродушный вид и морщинки вокруг глаз, какие бывают у смешливых людей.
– У такой красавицы должны быть все козыри на руках.
– Мне некуда идти, – сказала Ада. – Можете себе представить?
– Откуда вы? Из Манчестера? Только что приехали?
Ада помедлила секунду:
– Да.
– Наведайтесь в дом Ады Льюис, – посоветовал продавец, – на Нью-Кент-роуд. Это общежитие. Для хороших девушек, если вы меня понимаете. – Отвернувшись, он подал газету мужчине в костюме и котелке. – Туда автобус ходит. – Продавец указал на противоположную сторону улицы: – Вон остановка.
– Спасибо, – поблагодарила Ада.
Времени было около пяти. Аде хотелось есть, и ей надо было устроиться на ночлег. Она забрала швейную машинку из камеры хранения и пошла к автобусной остановке.
– Вам помочь, мисс?
Солдат.
– Спасибо.
– Куда вы направляетесь?
Ада показала на остановку. Любым автобусом до поворота, оттуда пешком, проинструктировал ее продавец. Может, солдату с ней по пути? Компания и помощь ей бы не помешали. Она встала в очередь, солдат опустил машинку на тротуар.
– До скорого, – попрощался он.
Подошел автобус № 12.
Вытаскивая машинку из автобуса, Ада наставила себе синяков на голени. Передохнула, огляделась и двинула вниз по Нью-Кент-роуд. Десять шагов. Стоп. Меняем руку. Тяжелая машинка пригибала к земле. Никто не вызвался ей помочь. Ада плелась, поглядывая на номера домов. На левой стороне вместо домов груда гниющего мусора и почерневшие кирпичи, выломанные двери, куски обвалившейся штукатурки давно кем-то подобраны. Угрюмые женщины извлекали из мусора то потрескавшееся блюдце, то фотоальбом или ночной горшок – пригодится, чтобы сварить свеклу. Ада видела подобное в Мюнхене, но не ожидала увидеть здесь. В мусоре копалась беднота, и до войны они были не богаче. Женщины, у которых каждая картофелина на счету, ни одной не позволят закатиться под буфет. Сыновья с разбитыми коленками, вбегающие в дом, громко топоча:
Развалины обнесли листами ржавого рифленого железа. На заборе надпись белой краской с потеками: «Размещение объявлений запрещено». Один дом в квартале устоял, разве что боковая стена обвалилась, обнажив комнаты, и казалось, что они выглядывают из-за угла, словно записные кокетки. В одной комнате виднелись отклеившиеся обои, в другой – покосившееся зеркало на стене. Рядом стол, лишившийся ножки, он будто упал на колени, прося милостыню. Кое-где остатки кирпичной ограды, где некий мистер Чэд вывел черной краской: «Что? Сахарку хотца?» Рядом пень от сгоревшего каштана, его мертвые корни вспучили асфальт, разделив тротуар пополам.
Ада покрепче ухватила швейную машинку. Дом Ады Льюис.
Многоэтажное кирпичное здание с высокими закругленными окнами. Койка за разумную цену, покрывающую питание. Сойдет на время, пока Ада не встанет на ноги. Дети и животные не допускаются. Сперва она найдет работу. А потом и нормальное жилье – для Томми. Заплатив за двое суток, Ада осталась лишь с четырьмя шиллингами.
– Что вы умеете делать? – спросила сестра-хозяйка.
– Я портниха, – едва слышно ответила Ада. – Дамская.
Сестра-хозяйка скорчила гримасу:
– На это нынче спрос не велик. Все готовое покупают. В магазинах. Поспрашивайте на фабриках в Ист-Энде. В Уайтчэпеле или еще где.
Фабрика.
– Когда разберетесь с карточками, – сказала хозяйка, – тогда мы с вас и вычтем. А пока не беспокойтесь.
Чай в шесть часов. Рубец с луком. Картошка с морковью. Вкусно. Ада умяла все подчистую. И –