Английская портниха

Сколько еще так называемых свидетелей, думала Ада, припас мистер Харрис-Джонс с намерением исказить правду? С его подачи Аду выставляют обыкновенной алчной проституткой. Она каждую минуту ждала, что на свидетельском помосте возникнет ее мать. Моя дочь? Сбежала с каким-то красавчиком. Предательница, знать ее не желаю. Мисс Скиннер. Ада Воан? Воробышек, возжелавшей стать павой? Пустые фантазии. Ее знакомые джентльмены, которые так приятно проводили с ней время, не вступятся за нее. Выходит, я еще легко отделался. Да и что скажут их жены? Миссис Попли с подругами отшвырнут ее, как раскаленный уголек, из опасения обжечься. Понятия не имеем, кто эта женщина. Чванливые наседки. Лишь миссис Б. поручилась бы за нее. Но мистер Уоллис навел справки и выяснил, что она погибла во время бомбежки, когда в мастерскую угодил снаряд люфтваффе. Мадам Дюшан, модистка. Единственный человек, кто поверил бы Аде, кто верил в Аду. И ее разорвало в клочья.

— Осмелюсь предположить, что Ада Воан сжульничала, чтобы добыть паспорт, — вещал меж тем мистер Харрис-Джонс, повернувшись к жюри. — Вероятно, подделала подпись своего отца. Она лгала монахиням, своей начальнице, своей домовладелице. И ни разу и никому не рассказывала о том, что с ней происходило во время войны. Почему?

Почему? — едва не заорала Ада. Да потому что никто бы не стал слушать. О войне люди хотят знать только то, что их устраивает, и если твоя история не укладывается в эту схему, от тебя сразу отворачиваются. Так что лучше помалкивать.

— Женщины не умеют хранить секреты, — понимающе усмехнулся мистер Харрис-Джонс, многомудрый мужчина, беседующий с другими, подобными ему, мужчинами. — Мы знаем женщин. Щебечут без умолку. Но Ада Воан ни звука не проронила о войне. И даже о том, как она лишилась сына.

Он умолк, замерев в величавой трагической позе. Актер, подумала Ада, и больше никто, обращается с присяжными так, будто здесь разыгрывают спектакль, а они — публика. Все не взаправду.

— Какая мать, хотя бы единожды, не поведает о своем горе? Она же никогда не упоминала о сыне, которого потеряла во время войны. Смахнула эти воспоминания, словно мусор, замела под коврик. В чем же дело? А в том, господа присяжные, что ребенок был незаконнорожденным. Не этот ли факт лежит в основе провокации, якобы совершенной Стэнли Ловкином и уязвившей подсудимую до такой степени, что она утратила всякую власть над собой? И убила его. Из-за ребенка, о котором она не упоминала ни словом, к которому, как мы вольны полагать, не испытывала никаких чувств?

Харрис-Джонс выдержал паузу, набрал побольше воздуха в легкие и продолжил:

— Далее. Она хотела бы внушить вам, что жертва, Стэнли Ловкин, — не кто иной, как Станислас фон Либен, некий уроженец Венгрии, якобы послуживший причиной страданий, пережитых ею во время войны, тех самых страданий, о которых она также никогда не рассказывала. Впервые она заговорила о Станисласе фон Либене лишь здесь, в зале суда. Он — наш молчаливый и незримый свидетель. Порою подобные свидетели хотя и не дают показаний, но успешнее многих приближают нас к истине.

Он поднял папку:

— Прошу, пункт второй в вашем списке. Перед вами справка о Стэнли Ловкине: родился в Бермондси, Южный Лондон, в 1900 году и никогда не выезжал из страны.

Нашел справку, умник, вскипела Ада, у него не было паспорта, британского уж точно. У Станисласа был краденый паспорт, иностранный. Он вынудил ее сделать себе документ из предосторожности, в случае чего она бы его прикрыла, сообразила Ада.

— Это, разумеется, очередная байка подсудимой, — продолжил мистер Харрис-Джонс, — придуманная с целью обелить себя. Нет никаких доказательств, что Ловкин и фон Либен — одно лицо, и уж тем более не существует доказательств, что он вывез ее за границу, где и бросил. Если же это не выдумка, на чем настаивает подсудимая, то мы имеем дело с чем-то даже более сверхсекретным, нежели создание атомной бомбы. — Он умолк, глядя на присяжных и дожидаясь, когда они кивнут в ответ. Затем картинным жестом расправил мантию и сел.