Вдохновленные идеалами Французской революции, столь сжато и всеобъемлюще выраженными в девизе “Свобода, равенство, братство!”, английские радикалы вместе с тем отнюдь не стремились в буквальном смысле слова импортировать их в политическую жизнь собственной страны. Правда, некоторые из них ратовали за вооруженное восстание и насильственное свержение деспотии, однако все эти попытки, как правило, оставались на уровне идеологических призывов, к тому же не находивших поддержки в широких народных массах. Большинство же искало ответа в долгой истории борьбы за свободу собственного народа, находя своих героев среди таких людей, как сэр Джон Элиот, Джон Гэмпден и другие выдающиеся борцы за права народа Англии в годы гражданской войны. Их целью была не революция, а восстановление исторических прав английского народа, утраченных, как они искренне полагали, после нормандского завоевания страны. В доказательство этого они приводили, в частности. Великую хартию вольностей, Хабеас Корпус и “Билль о правах”. Правящим классам не составляло особого труда опровергать подобные утверждения, называя их мифами и настаивая на том, что всеобщее избирательное право никогда не являлось частью национальной традиции.
Даже поверхностного взгляда на структуру парламента и избирательную систему Англии того периода оказывается вполне достаточно, чтобы убедиться в том, что радикалы не так уж ошибались, выдвигая требования о реформе в качестве своей первоначальной цели.
Институт государственного законодательства состоял (как и в наши дни) из короны, палаты лордов и палаты общин: первые два являлись наследными, последний — выборным. Эта система была настолько громоздкой и устарелой в своей вековой неизменности, что ее при всем желании нельзя было считать хоть сколько-нибудь представительной. Ограничение права голоса имущественным цензом сводило состав избирателей к незначительной и совершенно непредставительной части населения.
Порожденные промышленной революцией гигантские индустриальные центры типа Лидса и Манчестера не имели своих депутатов в парламенте вообще, в то время как древние, нередко полуразрушенные и практически заброшенные городки имели по одному, а то и более представителей. И таких примеров было немало: состоявшее из шести домов и одного выборщика селение Срэттон считалось избирательным округом; в Нью-Ромни имелось восемь выборщиков и один член парламента; от Олд-Сарума (графство Уилтшир) — заброшенной и необитаемой территории старинной крепости и монастыря — в палате общин было столько же депутатов, сколько от 10 выборщиков Вестминстера; в одном только королевском герцогстве Корнуолле насчитывалось 44 члена парламента (многие из них свои мандаты просто купили), а самое маленькое, сельскохозяйственное графство Рутлэнд избирало больше депутатов, чем Йоркшир — крупнейшее и одно из наиболее индустриализованных графств страны; 405 из 558 членов палаты общин имели депутатские мандаты от 203 городков, причем большинство из них насчитывали менее 500 выборщиков. По данным Джона Уилкеса, 254 депутата парламента, т.е. количество, необходимое для получения большинства голосов в палате общин, избирались всего лишь 5723 жителями — и это в стране с почти девятимиллионным населением! Неотъемлемой чертой политической жизни Англии стала всепроникающая коррупция. В создавшихся условиях не вызывало сомнений, что без фундаментальной реформы парламента, да и всего института избирательного права вряд ли можно надеяться на создание жизнеспособной, прогрессивной и справедливой системы государственного законодательства.
В поздние годы правления короля Георга III* в стране начали появляться различные общества и клубы, ставившие перед собой цель добиваться осуществления парламентских реформ. Как правило, они были небольшими и избегали насильственных действий, ограничиваясь обсуждением наболевших вопросов и пропагандой своих взглядов посредством памфлетов и воззваний. Большая часть этих так называемых гэмпденских клубов** была вынуждена проводить свои заседания в тавернах, причем члены их прекрасно понимали, что одного недвусмысленного намека со стороны магистрата, выдающего лицензии на право вести торговлю или содержать таверну, будет вполне достаточно, чтобы хозяин тут же лишил их этой возможности, т.е. фактически поставил под реальную угрозу само существование данного общества или клуба.