Каждое отделение ЛКО, состоявшее, как правило, из 30 членов, избирало своего делегата на еженедельные заседания Генерального комитета общества, причем в соответствии с уставом ЛКО его можно было в любой момент отозвать; избирались делегаты также на заседания провинциальных клубов и на крупные “национальные конференции”. ЛКО организовывало уличные митинги, направляло в парламент петиции, печатало и распространяло памфлеты и плакаты.
Дебаты ЛКО проводились в спокойной, неторопливой атмосфере, когда каждый из присутствующих имел возможность полностью высказывать и до конца отстаивать собственную точку зрения. Например, на обсуждение одного лишь вопроса о том, имеют ли рабочие и ремесленники право требовать осуществления парламентской реформы, ушло несколько вечеров: только на пятом заседании дружное “да” подвело итог этому марафонскому заседанию.
Отмечая, что среди членов его отделения имелось немало стойких, знающих и умных людей, активист ЛКО (общество не признавало слова “лидер” в отношении своих членов), портной Фрэнсис Плейс в дневнике так описывал одно из обычных заседаний отделения:
“Председатель (таковым избирался по очереди каждый член отделения) вслух зачитывал часть из выбранной для обсуждения книги… и предлагал всем присутствующим высказывать свои замечания — в любом количестве, но не вставая с места. Затем зачитывалась и таким же образом комментировалась вторая часть, а затем — оставшаяся часть, причем на этот раз выступить предлагалось тем, кто еще не говорил. Завершалось собрание общим обсуждением”.
Реакция парламента и власть имущих была скорой и однозначной: публично заклеймив новые общества и клубы “якобинскими” (ярлык, который по тем временам считался весьма опасным и действительно отпугнул от них многих потенциальных сторонников), они совместно с духовенством организовали банды погромщиков, которые под девизом “Церковь и король!” развязали кампанию террора против членов этих обществ и их семей, совершали на них разбойные нападения, грабили и разрушали их дома. Кроме того, в ряды движения реформистов было заслано бесчисленное множество шпионов и провокаторов с целью доносить на его наиболее активных членов и провоцировать их на ответные акты насилия.
А вскоре последовали и официальные репрессии. Объявив о раскрытии крупного революционного заговора, правительство Питта отменило действие Хабеас Корпус и по обвинению в государственной измене заточило в Тауэр 12 видных членов ЛКО. Во время ареста Томаса Харди вооруженные блюстители порядка взломали ящики стола, унесли его книги и личные записи и даже рылись в одежде его беременной жены*, которая наблюдала за погромом, лежа в постели.
* Миссис Харди умерла от преждевременных родов из-за шока, вызванного нападением банды погромщиков из союза “Церковь и король” на их дом.
После следствия, проведенного самим Тайным советом, первым перед судом присяжных предстал секретарь и казначей ЛКО Томас Харди. Девять дней длился процесс по его делу; три часа кряду присяжные заседатели, уединившись, решали его судьбу, памятуя о том, что признание Харди виновным автоматически означало для него повешение не до полного удушения, потрошение и четвертование, т.е. стандартную казнь за измену. Страсти в комнате для совещаний были, очевидно, исключительно велики — шепотом объявив “невиновен”, старшина присяжных свалился без чувств. Ликующие лондонцы с триумфом пронесли Харди на руках по улицам столицы. Аналогичным образом были оправданы Тетвелл и Хорн Тук, а остальных обвиняемых активистов ЛКО выпустили на свободу без суда.
Проводимая Робеспьером Французская революция уже вступала в кровавую фазу своего развития*, и многие английские радикалы, разочаровавшись, постепенно перестали оказывать ей поддержку. В 1793г. правительство Питта в союзе с такими автократическими государствами, как Пруссия и Австрия, объявило войну Франции.
* Буржуазные революции крайне редко проходили бескровно. Характерно, однако, что кровь, проливаемую в ходе умеренных этапов революций, буржуазные авторы как бы не замечают. Если же “кровавая фаза” революции, как выражается автор, совпадает по времени с радикальными, буржуазно-демократическими преобразованиями, то на первый план зачастую выдвигаются не эти преобразования, а число жертв (даже если оно было относительно небольшим), всячески живописуются казни, аресты и т.д. Это часто превращается в самоцель и делается для того, чтобы связать само слово “революция” с террором, казнями и убийствами. К сожалению, в данном случае не избежал этой тенденции и автор работы. Прим. ред.