Полосы ложились ровно, нигде не перекрещиваясь. Джейн невольно залюбовалась ее работой. Линда непроизвольно взвизгивала, дергаясь на цепи. Ее хорошенькое личико, перекосившись от боли, стало страшным и некрасивым. На десятом ударе матушка сменила розгу и снова встала справа от Линды.
Линда отчаянно мотала головой и отрывисто вскрикивала, пытаясь разжалобить матушку.
— Простите меня! — успела сказать она. — Я больше не буду спать на воротах!
— Тридцать! — Джейн увидела, как матушка остановилась, перевела дух и потребовала от монашек подать новую связку прутьев.
«Куда же она будет бить? — подумала Джейн. — На попе уже места нет! Наверное, будет класть удары крест на крест. Тогда у Линды неприятности впереди!» Она ошиблась: поле сместилось с ягодиц на верхнюю часть бедер.
«Там кожа куда как нежнее! — Джейн вспомнила свой опыт порки по бедрам, — тут небо с овчинку покажется, даром, что матушка бьет ее явно в полсилы!»
Действительно, Линда, почувствовав укус прута на бедрах, стала орать и визжать, как будто ее режут. В конце третьего десятка ударов Линдины крики прекратились, видимо просто не было сил, она начала жалобно поскуливать.
— Тридцать пять! — Четко сказала Джейн.
Снова потекли томительные секунды, растягивающие суровое наказание.
Матушка позволила девушке отдышаться перед последними ударами.
— Не надо! — Линда рыдала, да так горько, что слезы капали на пол в трапезной. — Я-я больше не буду!
Теперь она из гордой девушки превратилась запуганного зверька, окончательно запутавшегося в слезах и соплях.
— Теперь она узнала на себе, что ждет непослушную девчонку, — услышала Джейн шепот монашек, любующихся наказанием. Последний, сорок девятый удар вызвал у девушки отчаянный крик.
«Все закончилось», — подумала Джейн. Но матушка не торопилась снимать ее с кольца, она лишь приказала слегка ослабить натяжение цепи. Теперь Линда извивалась как угорь и скулила как побитая собака.
Монашки, привыкшие к ритуалу порки, встали на колени и запели «Pater Noster» Наконец, матушка Изольда приказала снять девушку с кольца. Линда, упав на пол, продолжала в истерике реветь, размазывая слезы по лицу. Впрочем, она была не в состоянии сама одеться, и Джейн помогла ей натянуть монастырскую одежду.
— Проводи ее в келью! — Приказала Джейн матушка Изольда. — И чтобы на вечернюю службу не опаздывала.
За дверями кельи поведение девушки изменилось. Она сразу перестала плакать, дышала ровно и спокойно.
— Больно было? — участливо спросила Джейн.
— Нет, — девушка улыбнулась и потерла наказанное место, — меня в школе и дома еще не так драли, бывало вся попа в крови, а тут полоски! — А кричать меня еще в раннем детстве научили, чтобы экзекутора разжалобить! Попу-то жалко!
Так Джейн поняла, что в словах матушки Изольды, о женщине как о сосуде для греха и коварства, есть доля истины.
Уже за вечерней службой Линда, как ни в чем ни бывало, пела хвалу Господу. Факт, новенькая повариха слово знает, — решили монашки, — как Линда орала, а осле общения в келье наедине с Джейн, вышла к вечерне, как ни в чем, ни бывало.
Джейн не стала их переубеждать. Авторитет ее в монастыре от этого только вырос, а после первого пива, сваренного новенькой трудницей, все монашки прониклись к ней любовью и уважением.
Глава девятая. «Optimum medicamentum quies est»[144]
С тех пор вот уже семь лет Джейн занимала должность трудницы-поварихи и за одно врачевательницы страданий монашек после воспитательных мер.
Матушка Изольда пользовалась среди окрестных крестьян доброй славой. Про нее ходили слухи, будто она возлагает руки на больных, и те встают с постели, когда лекари уже считали их безнадежными? На самом деле молитвой и утешением не всегда можно вылечить болезнь. Катрина была тому наглядным примером. Впрочем, матушка лечила не только молитвами.
Дело в том, что она верила в медицинские свойства розги. Еще в глубокой древности розга почиталась как целебное средство, и многие врачи того времени назначали применение ее при различных душевных заболеваниях, расстройствах умственных способностей, черной меланхолии и школьной нерадивости.
— Умалишенных полезно бить розгами для того, — цитировала матушка Изольда слова античного врача Целиуса, — «чтобы разум снова посетил их, ибо теперь он у них вовсе отсутствует». При душевных болезнях имелось в виду моральное воздействие розги: под влиянием страха и боли умалишенный вынужден будто бы вести себя благоразумно. Не удивительно, что у Джейн частенько находилась работа. Правда, в случае с Катриной произошла явная передозировка.
— Divinum opus sedare dolorem![145]
Джейн, общаясь с монашками, вскоре поняла, что всех, кроме матушки Изольды она может без труда располагать к себе, подчинять своей воле, а потом вообще делать с ними все, что хочется, но на мужчин ее колдовское обаяние не распространялось.