Английские эротические новеллы

– Наваждение! – Монашка перекрестила зеркальце, и ее охватило невероятное помутнение, – не по уставу зеркало держать! Напасть, к счастью, миновала. Она снова посмотрела на отражение, теперь уже на нее смотрело родное знакомое лицо. – Монахиня убрала зеркальце в шкаф. Сердце ее отчаянно билось: ночное приключение не останется без последствий.

«Меня замуруют живьем в девичьей башне, или высекут! – От воспоминания о монастырском наказании у грешницы подкосились ноги. – Пост на хлебе и воде я переживу, но розги…» Однако у нее хватило благоразумия одеться, позвать монашек и заняться бесчувственной матушкой настоятельницей…

Собравшиеся на шум монашки перенесли матушку Изольду в ее келью. Но она никак не могла очнуться: ей грезился пережитый в келье ужас…

– Deus benedicis Mater Superior![206] – С ней осталась сидеть Катрина[207]. Глядя на бесчувственную матушку, она украдкой смахивала слезу. «Что же будет с монастырем, если матушка погибнет?» – Катрина шептала молитвы и надеялась на чудо. И тут ей в голову пришла мысль: «Священная реликвия!». Я столько перетерпела из-за нее, чуть не отдала под плетьми Богу душу. Она поможет!

Сбегать в церковь и принести реликвию не заняло много времени. Катрина вложила ларец в холодные руки матушки, и свершилось настоящее чудо.

«Я лежу, а в монастыре творятся страшные грехи! – Настоятельница очнулась и закричала, так же отчаянно, как и прошлой ночью, но на этот раз она уже не теряла сознания.»

– Ой, Катрина, похоже, я ударилась головой! – Наваждение кошмара преследовало несчастную Изольду. – В наших кельях каменные полы!

Окна кельи, в которой лежала настоятельница, были украшены замечательным витражами, превращавшими сияние утреннего солнца, в разноцветные блики.

«Как болит голова! – она стала смотреть вокруг, словно ища кого-то недоброго, но так никого и не нашла. – ужас!» В келье сидела Катрина. Остальные монашки пошли на утреннюю молитву.

– С Селиной придется разобраться! А ее келью освятить! – Успокаивая молитвами чувство опасности, которое еще тлело в душе, матушка Изольда поцеловала реликвию, и с трудом поднялась на ноги.

– Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium[208]. Надо было выяснить, что же произошло прошлой ночью, и что это был за ужас, от которого она, совершенно не склонная к обморокам женщина, неожиданно потерял сознание.

– Матушка, с вами все в порядке? – Катрина преклонила колени.

– Твоими молитвами, дочь моя! Отнеси реликвию в церковь! – Приказала она. – Мне надо побыть одной! И подумать!

«Неужели я, и мои монашки так согрешили, что в монастырь прорвалась нечистая сила? – вроде недавно весь монастырь освятили? – Матушка привычно дала девушке благословение. – Да как это стало возможным, чтобы в моем монастыре, всегда полном мира и спокойного духа, внезапно появилось нечто страшное и потустороннее. – Конечно, я приняла под свои стены раскаявшуюся ведьму, да и сама не всегда вела праведный образ жизни, но это не великий грех!»

– Quicumque vult salvus esse, ante omnia opus est, ut teneat catholicam fidem![209] На это раз молитва не помогла, как бы она не напрягалась, и как ни старалась, ей все же никак не удавалось ничего придумать. «Ну, грешную монашку я высеку, а дальше? Узнает начальство, и обитель разорят, реликвию отберут, монашек разгонят! И так наш король католиков не жалует!»

От молитвы головная боль отступила. Стоя на коленях посреди пустой кельи, матушка Изольда лихорадочно соображала, пытаясь, что бы смогло внятно объяснить недавно пережитое событие и как спасти обитель от повторных визитов нечистой силы.

– Quam nisi quisque integram inviolatamque servaverit, absque dubio in aeternam peribit.[210] Наконец, молитва принесла успокоение и мир в душу матушки…

«Пожалуй, стоит осмотреть келью Селины и поискать улики!» – На этот раз коридор не казался матушке темным и страшным. И запаха серы в келье не было.

– Начнем с того, что всех посажу на строгий пост! Разберусь обо всем вечером! – Матушка Изольда внимательнее осмотрела келью, она увидела в вазе увядшие осенние цветы, и это показалось немного странным. – Обычно осенние цветы стоят долго! Ну, монашки… Могли бы и свежие цветы поставить!

Казалось, цветы умерли очень давно.

– Наваждение! И дело не в цветах! Интересно, что же это было? А я не склонная к обморокам женщина! Жаль, что я не успела рассмотреть! Может, это просто мужчина, а мне пригрезилось? Тоже грех, но вполне простительный! Сама грешна! Всем монастырем будем читать покаянные молитвы! Нет, мужики серой и мертвечиной не пахнут!

– Так вот оно что!

На полу кельи грешной монахини лежала Веревка святого Антония[211]… Но и у меня есть такая же веревка… Не может быть, чтобы эта шалость впускала нечистую силу! Пожалуй, стоит принять несколько капель микстуры грешника Авраама!»