Английский дневник

Да, изоляция, пожалуй, самое тяжелое, что приходится испытать. От нее все беды. Она накладывает свой отпечаток. Мы стали другими. Мы замкнуты друг на друге. Да, знакомые у нас есть. Но общаться не с кем. Здесь каждый больше сам по себе. Понастоящему дружить здесь практически невозможно. Или это мы такие?..

– Надо ехать на этюды… Но куда? Все сложно, все упирается в эти чертовы деньги!

Андрей ищет выход. Надо за что-то зацепиться, чтобы совсем не упасть.

Понемногу он успокаивается и приходит в себя. Но еще выбрасывает тугой сгусток злости:

– И ты еще ничего не делаешь!

Ну вот, совсем пришел в себя. И опять я виновата. Обида захлестывает меня, словно порыв ветра. Мое эго немедленно начинает махать шашкой.

– Я ничего не делаю? Я веду все твои дела. Воспитываю сына. Работаю на полставки в супермаркете. Убираю, готовлю, стираю. Тебе этого мало? Что, что еще тебе надо?

Мне уже не жалко его. Мне уже жалко себя.

– Знаешь, наверно, нам уже пора разойтись. Ну, сколько лет можно мучиться? Ты думаешь, мне не надоело? Я сыта по горло. Думаешь, я без тебя не проживу? Проживу!

Я останавливаюсь, потому что слезы душат меня. Но я не должна плакать.

Господи, теперь хреново мне!

То, что я ему сейчас говорю, не раз было сказано и мною, и им. Видимо, пришло время не только в очередной раз признать, что мы оба уже тяготимся нашим браком.

Но как тяжело что-то поменять в своей жизни! Custom is a second nature[24].

Мы сидим в комнате-студии Андрея. Он – на маленьком деревянном диванчике без подушек. Я – на стуле. Я смотрю по сторонам. Вокруг стоят холсты, работы. Здесь особый запах масляных красок, к которому я так привыкла. На этом мольберте рождаются новые картины.

Но это не только его жизнь, но и моя. Я люблю его картины. Я не просто свидетель их рождения, я – сопричастник. И с губ срываются слова:

– Вот только без картин мне будет тяжело. Очень тяжело… Ведь я живу с ними…

Андрей несколько секунд молча смотрит на меня, затем резко встает, подходит ко мне и крепко целует в губы. Именно крепко. Это не чувственный любовный поцелуй. И не нежный заботливый. Это поцелуй победителя.

Он улыбается.

– Ну вот, сама все и сказала. А то сразу на дыбы. Собирайся, пойдем за продуктами.

Я молча встаю и иду одеваться. Нет, ничего я не могу поменять в своей жизни…

Мы идем в большой супермаркет в полутора километрах от нашего дома. Мы можем купить продукты гораздо ближе, но идем туда ради прогулки.

Андрей опять за свое.

– Чертова перестройка. Нас просто выбросило за борт.

– Но так дальше жить было нельзя!

– Почему нельзя? Много ты понимаешь. Медицина – бесплатная, образование – бесплатное, квартиры, транспорт – копейки…

– Да ничего хорошего в этом Союзе не было. Партийные собрания, политинформации. Всех строили, учили уму-разуму. У тебя память просто короткая.

– Нет, это у тебя короткая. А теперь мы не там и не тут. Болтаемся, как говно в проруби. Как потерянные… Правильно говорил один мой знакомый: «Нас обманули!». Ведь в письмах с Запада никто не хотел говорить, что им в действительности пришлось испытать. И мы с тобой клюнули на блестящую приманку, красивую жизнь и изобилие. А здесь нужно родиться и вырасти, чтобы свободно дышать и комфортно себя чувствовать…

Я уже не слушаю. Затем что-то отвечаю, потому что не могу промолчать. Наши пререкания продолжаются почти всю дорогу. Мы опять ссоримся и, как часто бывает, возвращаемся домой разными путями…

Вечером Андрей вспоминает разговор об этюдах.

– Я вот весь день думаю… А что если поехать на этюды в Лондон? Я ведь Лондон, по существу, никогда не писал. Красивый город, мест интересных много… Там только со светом проблемы. Не Италия все-таки…

– Здесь же солнечный свет тоже есть. Он просто необычный, – я осторожно пытаюсь развить эту идею.

– Вот именно, что необычный. А для живописи надо необыкновенный.

– А ты попробуй написать, когда и солнце, и тучи, и все переменчиво. Типичная английская погода – это особое состояние. Это тоже надо уметь передать. Вам, художникам, только Италию подавай.

На последнюю реплику он, к счастью, не реагирует.

– Да, надо попробовать. Это может быть даже интересно.

Ну, слава богу, хоть тут согласился.

– Вот только с кем бы поехать? Одному не хочется. И еще вопрос: где остановиться?

– Слушай, может Акишину предложить?

– Это – мысль. Надо ему позвонить. Но не факт, что он сможет или захочет.

С Геннадием Акишиным, художником из Санкт-Петербурга, Андрей познакомился год назад в Лондоне на выставке-ярмарке в Челси. Акишин обходительный, спокойный, интеллигентный. Одним словом – питерский.

С тех пор они часто разговаривают по телефону и при случае встречаются в Лондоне. Он с семьей тоже в глубинку забрался, куда-то в Восточный Сасекс. Ну, и теперь схожие проблемы. И с английским у него та же история.

После основательных расспросов Гена соглашается поехать. Почему бы и нет? Не мешает проветриться и переключиться на другую работу. Твой английский, да мой – вот уже и говорить можем.

Нет, дорогие, ноль прибавить ноль будет ноль. Но это я так, математику вспомнила.