Английский дневник

Тонька своим приходом нарушила редкую идиллию семейной жизни, возникающую, когда Михаил возвращался домой из долгих гастролей с многочисленными концертами. Он играл на скрипке в симфоническом оркестре городской филармонии и после продолжительных, иной раз до шести недель, скитаний по всей стране наслаждался расслабляющей домашней обстановкой, присутствием своей жены и сидением в своем любимом кресле, со временем принявшем форму его нестандартной фигуры.

– Софка, ну как там твоя ванная? – понизив голос, поинтересовалась Тонька, смотря на подругу лукавыми голубыми глазами из-под длинной пышной челки, красиво спадающей на лоб и полностью закрывавшей брови.

– Да не закончил еще. Кафель только с одной стороны выложил. Видишь, Мишка приехал. Я ему сказала, чтобы в пятницу пришел. Мишка в четверг опять уезжает на неделю.

– Ну, а как он так… вообще?

– Да тише ты, идиотка…

В этот момент кто-то снаружи подергал ручку запертой двери и тут же начал стучать ладонью по мягкому обивочному дерматину.

Михаил вышел из кухни, открыл дверь, и в комнату вбежал, как вкатился, круглолицый румяный мальчишка лет пяти с каштановой шевелюрой, весь усеянный крупными рыжими веснушками. Счастливо возбужденный после улицы, он остановился посреди комнаты и с диким улюлюканьем затопал ногами и стал отплясывать что-то вроде лезгинки.

Софка смотрела на своё чадо и умиленно улыбалась. Михаил тоже улыбался, но иначе, по-своему. Это была, скорее, видимость улыбки. Он растягивал губы, из вежливости показывая, что он тоже присоединяется к общей семейной радости, но в душе он не одобрял этого «дурения» – так он называл приступы буйной радости сына – и несколько слащавый восторг матери по поводу этого «дурения». Михаил предпочел, чтобы Петенька, так звали мальчика, читал книги – он уже умел читать, сидел за шахматной доской – он уже умел играть в шахматы, а не только подавал надежды на звание юного вундеркинда. Позже Петенька и не оправдал их – просто перерос свои ранние детские способности.

Через несколько дней старое кресло опустело – хозяин уехал на гастроли. Софка погрустила полдня и позвонила мастеру Ванечке, чтобы пришел заканчивать ремонт в ванной.

Тонька пришла вечером. Привычно дернула ручку – незапертая дверь легко поддалась:

– Софка, ты одна?

– Одна, одна.

Софка поднялась с дивана:

– Идем на кухню… нет, подожди, я тебе ванную покажу.

Она включила свет в коридоре и в ванной, и малюсенькое помещение заблестело, играя новым голубым кафелем от пола до потолка.

– Ну как?

– Очень хорошо, классно сделал. Я же говорила тебе, он хороший мастер.

– Не только хороший мастер… – Софка кокетливо покачала головой из стороны в сторону, как игрушечная собачка, предназначенная для украшения легковой машины.

– Сколько он с тебя взял?

– Да нисколько. Сказал, что еще полку на днях в коридоре прибьет.

– Теперь, конечно…

Тонька достала из кармана пачку «Столичных», прикурила от зажигалки и открыла балкон, чтобы дым выходил на улицу.

– Слушай, я все тебя хотела спросить… Ты не боишься, что Мишка в своих поездках может с кем-то познакомиться?

– Мишка? В поездках? Ты Мишки не знаешь, – тут же отвела ненужную мысль Софка. – Да к тому же, он останавливается в каждом городе на два-три дня… Дай-ка и мне сигарету.

– Тебе зачем, ты ж не куришь?

– Сегодня курю… Скоро Мишка вернется… Знаешь, я так скучаю по нему. Когда его нет, мне тоже, конечно, неплохо, но с ним все совершенно иначе.

– Да брось ты, – нарочито-жеманно растягивая слова, сказала Тонька. – Он даже гвоздь в стенку, твой Мишка, вбить не может. Ты и живешь-то, только когда его нет.

– Что тебе говорить, ты все равно ничего не поймешь, Гнидхен. Рожденный ползать летать не может… Я его люблю!

– А гуляешь зачем? Вот если я это делаю, так потому что Витька мой сам хорош. А твой Мишка совсем другой.

– Вот именно. Поэтому я душой и сердцем всегда с ним!

– Ну, Софка, ты и стерва!

– Да сама знаю! – и они обе громко, беззаботно расхохотались.

С открытого балкона послышался грубый окрик:

– Тонька, домой!

– Черт, надо идти, – сказала Тонька, – а то Витька уже беситься.

Тонька выскочила на балкон, спиной легла на перила и, заглядывая наверх, крикнула:

– Ну, чего ты разорался? Иду… Ладно, Соф, я пошла.

Она загасила сигарету и выскочила из квартиры.

2