Английский дневник

В тот день они задержались в отделении дольше обычного. Сидели, пили чай среди пробирок, колб, чашек Петри, в опустившейся ранней ноябрьской темноте. Женская интуиция безошибочно подсказывала: сегодня или никогда, и, доставая запеченные в термостате бутерброды с сыром, Софка провела классический прием с головокружением. Сергей Петрович подхватил её, пытаясь помочь, но помощь уже была нужна ему…

После всего он как-то неловко отошел от неё, смущенный содеянным, поспешно собрался, поспешно проводил её до троллейбуса и так же поспешно, в смятении простился.

Софка была вне себя от счастья. Наконец «это» свершилось! Еще никогда в жизни ей не приходилось так долго кого-то соблазнять. Целых полгода потратила она на обхаживание своего ничем не примечательного сослуживца – и тем дороже была для нее сейчас эта победа.

Вечером пришла Тонька и, видя лукавые глаза и удовлетворенную улыбку подруги, сразу догадалась, что «это» произошло.

4

Через год Софка сдала экзамены и получила диплом патологоанатома. Немногое изменилось в её работе – теперь она рассматривала под микроскопом образцы биопсий, взятых у онкологических больных, и выдавала своё, часто роковое, заключение.

Михаил возвращался с гастролей – наступала все та же домашняя идиллия: он в кресле, она на диване; хлопоты по хозяйству – уборка, стирка, глажка, обеды; посещение и визиты родственников; помощь в приготовлении уроков. Он, казалось, не замечал ничего, увлеченный своими книгами, музыкой, репетициями, поездками. Да и что было замечать? Все было попрежнему: любящая и заботливая жена, Петенька со своими забавными «дурениями», в соседней комнате тихая, как мышь, падчерица, в меру помогающая по дому.

У Софки это был второй брак. Первый случился, когда ей едва исполнилось восемнадцать лет, и сразу же родилась дочь Оля. Оля была какая-то никакая – тихая, незаметная, некрасивая. «Господи, в кого она», – думала Софка, глядя, как дочь смешно трясет головой, убирая волосы со лба, как глупо смущается по любому поводу, как мелко, будто неумело, моргает черными ресницами, что-то быстро рассказывает, путаясь в словах. Даже улыбка, кажется, не украшала её. «Вот, что значит ребенок, зачатый без любви», – проносилась в голове невеселая мысль, и Софка поспешно отсылала Олю в её комнату, как бы отгоняя этим от себя неприятные раздумья. Что любви нет, Софья поняла вскоре после свадьбы, и с облегчением и без всяких сомнений через год развелась.

С Мишкой все было иначе. Он сочетал в себе три «И»: интеллигентен, интеллектуален, индивидуален. И этим для Софки было все сказано. Когда они познакомились на отдыхе в Конча-Заспе, она сразу же увидела, что он именно тот человек, о котором она мечтала. Благодаря своей внешности она могла позволить себе выбирать, и все удивлялись, что она выбрала невзрачного Михаила, да ещё на год младше себя.

Их долгие прогулки по колючему скошенному лугу, по наполненному хвойным ароматом лесу, упоительный перезвон птиц под голубым куполом неба, запах ив и речной воды вдоль пологих берегов, разливающейся по медовым пастбищам реки Козинки, быстро создали ту тонкую, особую атмосферу, в которой возникло их взаимное чувство. Раскованная и непринужденная Софка помогла Михаилу преодолеть юношескую застенчивость. И он был благодарен ей за это. Она считала, что «сделала» его, и что бы ни произошло, он всегда будет принадлежать только ей. Но самым важным звеном в их отношениях и залогом счастливой семейной жизни, Софка была уверена, являлась духовная близость. Они понимали друг друга с полуслова, с полунамека, часто использовали какие-то выдуманные ими самими слова и выражения, придавая им другой, особый смысл, создавая свой собственный неповторимый язык тайных знаков, понятный только им одним.

Маме Михаила Софка не понравилась – сын заслуживал лучшей жены – и с какой-то высокомерной вежливостью она всегда называла невестку на «вы».

Они были счастливы, когда родился Петенька. Вот он был дитя любви и жил в окружении всеобщей любви – любви своих родителей, бабушек-дедушек, всех окружающих, восхищающихся раскованным смышленым еврейским мальчиком.

Петенька влетал с улицы и, красный от возбуждения, смеясь, кричал:

– Я не яврей, я русский! – толком не понимая ни единого слова в расхожей шутке.

5

Тема отъезда витала в воздухе. Когда родственники собирались вместе на праздники и дни рождения, она разгоралась с новой силой, подогреваемая свежими подробностями из писем уехавших, случаями из жизни уезжающих, негласной информацией, что скоро отъезд прикроют, и кто не успел, тот уже никуда не уедет. Больше всех ратовал за отъезд Дмитрий – муж Софкиной сестры Маши, который слыл в семье великомучеником, потому что уже шесть лет был в отказе из-за своего допуска. Софка тоже теребила Мишку с отъездом. Михаил ехать никуда не хотел. Ему и здесь было хорошо, в этом старом уютном кресле, в окружении своих книг, скрипок, пластинок с классической музыкой, в маленькой тесной квартирке на четырнадцатом этаже высотного блочного дома.

6