Читаем Английский язык с Робинзоном Крузо (в пересказе для детей) (ASCII-IPA) полностью

As they were led on shore (когда они были выведены на берег; to lead — вести), they seemed in great distress (они, казалось, были в большом горе = в отчаянии; distress — горе, несчастье, душевное страдание; бедственное положение) as though begging for their lives (словно прося за свои жизни = сохранить им жизнь).

When Friday saw all this (когда Пятница увидел все это), he cried out to me (он крикнул мне), "O master! the white mans do just like savage mans with their prisoners (белые люди поступают точно так же, как дикари со своими пленниками; mans — неправильная форма мн. числа /правильная — men/)."

"Why, Friday (да ну, Пятница; why — почему?; выражает самые разнообразные эмоции в зависимости от контекста: удивление, согласие или несогласие, нетерпение и т. п.)," I said, "do you think they are going to eat them (ты думаешь, что они собираются съесть их)?"

"Yes, yes," he answered (ответил он), "they are going to eat them."

The prisoners were led far up on the beach (пленники были проведены далеко вверх по береговой полосе = вверх на берег), and I expected every moment to see them killed (и я ожидал каждое мгновение увидеть, как они будут убиты).

But soon their guards seemed to change their minds (но вскоре их стражники, казалось, передумали: «сменили разум»). They talked together for a little while (они поговорили друг с другом некоторое время). Then they untied the prisoners' hands (затем они развязали руки пленников) and let them go where they pleased (и дали/позволили им идти, куда им хотелось).

The seamen scattered (моряки рассеялись), some going this way, some that (некоторые пошли этим путем, некоторые — тем = в разные стороны), as though they wished to see the country (как будто они хотели осмотреть местность). But the men who had been prisoners sat down on the ground and seemed very sad and full of despair (но люди, которые были пленниками, сели на землю и казались очень грустными и полными отчаяния).

I thought then of the time when I had first landed on that shore (я подумал = вспомнил тогда о первом времени, когда я высадился на берег) — how I had no hope (как у меня не было никакой надежды), and how I gave myself up for lost (и как я считал, что пропал; to give up 1) оставить, отказаться; бросить /привычку/; сдаться, уступить).

As I have said (как я сказал), the tide was at its highest when the men came on shore (прилив достиг своей высшей точки, когда люди/матросы сошли на берег; men — мужчины; люди; солдаты, рядовые; матросы). They rambled around (они бродили; to ramble — прогуливаться; гулять; бродить) till it had flowed out (пока не начался отлив: «пока он /поток/ не оттек») and left their boat high and dry on the sand (и не оставил их лодку выброшенной на берег).

They had left two men with the boat to guard it (они оставил двоих матросов с лодкой, чтобы присматривать за ней/сторожить ее). But the weather being very warm (но поскольку погода была очень теплой: «но погода будучи очень теплой»), these men had fallen asleep (эти матросы уснули).

Перейти на страницу:

Все книги серии Метод чтения Ильи Франка [Английский язык]

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки